Бухарин говорил, что после гражданской войны классовая борьба со стороны рабочего класса продолжает вестись. Это законодательство, гарантирующее рабочее дело, обеспечивающее определенные права за профессиональными союзами, заставляющее платить частного предпринимателя страховые взносы, лишающее эти предпринимательские круги избирательных прав в политические органы власти и т.д., – это новая форма классовой борьбы. Система налогового обложения, при которой соответствующим образом облагаются доходы и прибыли капиталистических предприятий – это точно так же новая форма классовой борьбы. Объяснял, что если в процессе конкуренции на рынке государственная промышленность, торговля, кооперация вытесняет постепенно частного предпринимателя – это есть победа в классовой борьбе (Н.И.Бухарин. Избранные произведения. М., 1988, с.187). Советская власть запрещает политические организации буржуазии. Она запрещает буржуазии иметь свои политические боевые органы, в том числе и органы печати и т.д. Зато Советская власть в небывало широкой степени осуществляет на деле свободу рабочих организаций, их печати, их собраний и пр., вызывая тем самым небывалый расцвет всевозможных объединений рабочего класса и трудящихся масс вообще, проводя, таким образом, на деле широкую демократию трудящихся (Н.И.Бухарин. Избранные произведения. М., 1988, с.205).  

В 1983 все это было повторено. Т.е. суть не изменилось. В 1983 году Андропов счел необходимым напомнить, что утверждение социализма немыслимо без твердой политической власти, классовое содержание которой Маркс  определил понятием «диктатуры пролетариата» (Ю.В.Андропов. Избранные речи и статьи. М.1984, с.241). В 1983 году уже надо было напоминать, ибо росла производственная анархия, спекуляция и антиобщественные настроения, что в полной мере себя проявило во время поздней перестройки. В конкретных условиях того времени диктатура пролетариата могла заключаться, например, в том, что бы лишить избирательных прав тех, кто совершил экономические преступления, ибо это уже буржуазные элементы.     

Но была и другая сторона советской власти. Эта зависимость депутата от партийной дисциплины, что положило начало бюрократизации советской власти. Т.е. партийная дисциплина, которая не раз спасала компартию, обернулась совершенно другой стороной, чего никто не мог предусмотреть. И бюрократизация партийной и общественной жизни проявилась уже в 20-е годы прошлого столетия. Т.е. менее чем через десять лет после свершения социалистической революции. В 1927 году было констатировано, что большая армия бюрократического чиновничества, вследствие своей несменяемости, безответственности перед рабочим классом, в руках которой находится безраздельное распоряжение обобществленными средствами производства, превращается в самостоятельную социальную прослойку. Для них власть становилось самоцелью (Архив Троцкого. Том 3. М., 1990, с.173). В том же году партийная оппозиция констатировало, что предвыборные и выборные собрания во время выборов в Советы из политически действенных превращаются в избирательные процедуры, где рабочие, под угрозой оргвыводов, голосуют за кандидатов, выставленных сверху. Оппозиционных членов партии в Советы не допускают, хотя бы они и пользовались популярностью среди рабочих. Получается не выборность, а подбор Советов по признаку послушания. При таких условиях право отзыва своих депутатов для избирателей не существует (Архив Троцкого. Том 3. 1990, с.171). Выборные руководители важных областей советской работы смещаются при первом столкновении с председателем Совета, тем более с секретарем губкома, вследствие чего выборность сводится на нет, ответственность понижается (Архив Троцкого. Том 4. 1990, с.141). Рабочий избиратель к выборам относится формально, как к отбытию трудовой повинности. Авторитет Советов в глазах рабочих масс уменьшается. Рабочая масса от выборов уклоняется. Привлечение масс к управлению государством сводится только к так называемому «выдвиженству» (Архив Троцкого. Том 3. 1990, с.172). Партийная оппозиция требовала выдвинуть лозунг восстановления Советов, как подлинных органов пролетарской диктатуры, где рабочим и деревенской бедноте должно быть обеспечено безусловное преобладание. Нетрудовые, кулацкие элементы и буржуазные элементы ни в коем случае не могут подпускаться к выборам в Советы (Архив Троцкого. Том 3. М., 1990, с.173). Т.е. это было уже распространенным явлением, раз зашел разговор о том, что кулацкие элементы и буржуазные элементы ни в коем случае не должны подпускаться к выборам в Советы. Было констатировано, что ликвидация внутрипартийной, а вместе с ней и рабочей демократии, оказалось лишь прологом развертывания крестьянско-кулацкой демократии (Архив Троцкого. Том 3. 1990, с.167).   

Бюрократизация затронуло и неправительственные организации, например профсоюзы. Ликвидация внутрипартийной демократии после дискуссии 1923-24г. лишила профсоюзные органы, несмотря на бесконечное число постановлений о недопустимости мелочной опеки, всякой самодеятельности и сосредоточила непосредственное управление профсоюзной работы в руках партийных органов. Подбор работников профсоюзов производится по тому же принципу, как подбор советских организаций – по принципу послушания. В результате, вместо общего руководства деятельностью профсоюзов через их фракции, партийные органы стали фактически заменять профсоюзы. Создалась профессиональная цепь: бюрократизация партии – бюрократизация профсоюзов – превращение и тех и других в подсобные органы хозяйственных организации – создание единого фронта партийных, профессиональных и хозяйственных организаций против беспартийных рабочих – попытки среди беспартийных рабочих создавать единый фронт против всех этих организаций. Профсоюзы перестают быть организацией «для защиты рабочих от своего государства и для защиты рабочими нашего государства» как говорил Ленин (Архив Троцкого. Том 3. М., 1990, с.154-155).          

Формальный характер тогдашней советской власти доказывается примерами из эпохи Сталина. 10 сентября 1936 года в газетах было напечатано сообщение Прокуратуры СССР о том, что проведение следствие не выявило данных для привлечения к судебной ответственности Н.И.Бухарина и А.И.Рыкова, ранее обвиненных в причастности к деятельности так называемого «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» (Коммунист, 18/1989, с.100,101). В феврале 1937 года Орджоникидзе (министр/нарком тяжелой промышленности) и его сотрудники организовали проверку дел, сфабрикованных НКВД на объектах тяжелой промышленности. С этой целью в разные районы страны были направлены ответственные работники наркомата. Вскоре они доложили об отсутствии оснований для обвинений во вредительской деятельности и представили соответствующие факты и соображения (Коммунист, 18/1989, с.101). Казалось бы, здравый подход победил. Есть понимание, что экономика страдает, когда нет правовых гарантий. Прокуратура действует по закону. Старые большевистские кадры, прошедшие огонь воду и медные трубы и правовому пониманию советской власти, учившиеся на практике, понимают значение фактов. Но одновременно происходили и совершено противоположные процессы.   

Небольшое отступление. Воля партии творит чудеса и сотворит чудеса, несмотря на все конъюнктурные явления (В.В.Куйбышев. Избранные произведения, т.1, М., 1988, с.400). Это говорит Куйбышев тогда председатель ВСНХ (Высший Совет Народного Хозяйства органа отвечавшего за деятельность крупной промышленности) и сказано это в 1928 году, т.е. во времена нэпа ещё до первых пятилеток. В том же году Куйбышев обвинил местные партийные организации, что они придерживаются формальной законности. Он сказал. В пределах узко понимаемой законности, в пределах формалистики, в пределах формального отношения к делу оставался целый ряд наших организаций, а, следовательно, и целый ряд аппаратов, которые должны были выполнять эти боевые задачи (В.В.Куйбышев. Избранные произведения, т.1, М., 1988, с.398). Куйбышев имеет в виду партийные организации на селе, когда те старались не трогать кулаков, если последние не нарушали советских законов. Т.е. по мнению Куйбышева, придерживаться закона это ошибка.   

И такое понимание права и экономических законов напрямую отразились и на дальнейших событиях. В конце ноября 1936 года прокурор СССР А.Я.Вышинский распорядился в месячный срок изучить все уголовные дела о крупных пожарах, авариях, выпуске недоброкачественной продукции с целью выявления их контрреволюционной, вредительской подоплеки (Коммунист, 18/1989, с.101). На февральско-мартовском пленуме 1937 года работники Наркомата тяжелой промышленности были подвергнуты острой критике. Доклад В.М.Молотова, который выступал вместо Орджоникидзе, был буквально заполнен обвинениями в политической слепоте и мягкотелости. Разгрому подверглись сотрудники Наркомтяжпрома, проверявшие факты вредительства на местах и не согласившиеся с утверждениями НКВД (Коммунист, 18/1989, с.103).  

После этого последовали репрессии. Сейчас мало кто знает, что темпы роста общего объема промышленного производства составив в 1936 году 28,8 процента снизились в 1937 году до 11,1, а в 1938-м – до 11,8 процента (Коммунист, 18/1989, с.107). Т.е. несоблюдение правовых норм напрямую отразилось на экономике. И хотя после Сталина таких масштабных эксцессов больше не было, но вся конструкция созданная Сталиным осталась. 

То, что случилось в 1937-38 годах теперь по прошествии времени однозначно можно охарактеризовать не просто как злоупотребления властью, но и как государственный переворот, когда были уничтожены все, кто выступал против группировки Сталина. И как издевка на этом фоне формально действовала новая конституция, принятая в 1936 году одна из самых демократических и лучших конституции мира. Т.е. не конституция советского государства и не интересы трудовых коллективов все решали, если они входили в противоречие с интересами правящей группировки. В реальной жизни мнение партийно-государственного аппарата значило много больше, чем советские законы. Как с относительной легкостью осуществили репрессии 1937-38 годов, так и с относительной легкостью осуществили ликвидацию советской власти в 1990-93 годах. 

Теперь о том, как формализация советской власти выглядело «вблизи». Взять, например депутатов. Казалось бы, депутат советской власти – это власть. Но в жизни получилось иначе. Депутатская деятельность осуществлялось бесплатно без отрыва от производства, она была как бы общественной нагрузкой к основной работе не более того, что привело к тому, что к ней стали относиться формально. Что в свою очередь негативно сказалось на психологическом самочувствии депутатов они не чувствовали себя сплоченной руководящей группой. Формально считалось, что представители трудовых коллективов управляют государством в своих интересах, именно поэтому депутатская деятельность не оплачивалась за исключением руководящих должностей. В то же время депутаты обладали реальными правами. Например, могли сделать запрос, на который были обязаны ответить. Могли добиться постановления местной власти или Совета Министров СССР о строительстве какого-либо объекта или дороги, словом того, что не было запланировано. Депутата не могли арестовать без согласия других депутатов. Но депутаты не чувствовали себя властью это было больше почетным званием. Одна из причин была та, что партийные комитеты занимались не столько партийными вопросами не анализом экономических процессов не стратегическими направлениями, а хозяйственными вопросами. Директора предприятий, решая свои вопросы, напрямую контактировали с партийными органами, минуя местную советскую власть. Естественно в таких условиях советская власть оказывалась, где-то в стороне ее влияние и возможности уменьшались. В реальной жизни слишком многое зависело от доброй воли директора того предприятия, где депутат работал и от партийного аппарата. Партийный аппарат мог заступиться за директора предприятия, который мешает депутату, работающему на его предприятии исполнять депутатские обязанности, якобы от этого страдает производство. Поэтому депутаты не чувствовали себя властью. И такой порядок сохранялся вплоть до развала Советского Союза.   

На это «наложилось» и отсутствие партийной демократии. Если в правящей партии, где есть партийная дисциплина, нет партийной демократии, то получается абсолютная власть у тех, кто осуществляет эту самую партийную дисциплину. Рядовые члены партии обладали такой же властью, как и депутаты, т.е. никакой. Хотя рабочие инженеры колхозники составляли большинство выборных членов ЦК и нижестоящих партийных комитетов, но секретарями ЦК из их числа всегда избирались те, у кого уже был богатый опыт партийной работы. Необходимо пояснить, что хотя секретари ЦК сами были из тех же самых рабочих и колхозников, но они становились секретарями только после многолетней работы в партийном аппарате. Никогда не становился секретарем ЦК просто так только потому, что он избран членом ЦК. И это было правильно. Но в условиях отсутствия партийной демократии получалось, что партийный аппарат избирает сам себя, потому что всегда избирались только те, кого предложил партийный аппарат, не было никаких обсуждений конкуренции борьбы мнений. Голосование среди членов ЦК, когда избирался секретарь ЦК, было открытым, не было тайного голосования. Естественно такая ситуация в партии, которая является правящей и где сильна партийная дисциплина, отразилась и на государственной власти. Советская власть здесь проявлялось в том, что именно Верховный Совет принимал законы, а не кто-либо иной. Но это и все. Дискуссии среди депутатов Верховного Совета по поводу тех или иных действий правительства не было. Как их не было и среди членов ЦК. 

Как не странно это подтверждает Горбачев в 1987 году, т.е. тогда когда он ещё сам себя считал коммунистом. Он сказал. С возникновением административно-командной системы управления Советы были, как бы потеснены. Немало вопросов решались помимо них, без их участия. Это сказывалось на авторитете Советов (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.111). В этих условиях многие хозяйственные руководители без должного уважения стали относиться к законным требованиям и рекомендациям Советов. Директора, администрация многих, особенно крупных предприятий позволяли себе просто отмахиваться от настойчивых и правильных требований Советов – строить жилье, социальные и культурные объекты, очистные сооружения, развивать общественный транспорт, благоустраивать территорию и т.д. (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.111). Энергия партийных работников стала уходить в хозяйственные дела, в административную деятельность. И кадры соответственно подбирались из людей, подготовленных профессионально, но подчас не очень умелых и сведущих, чтобы быть настоящими вожаками масс (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.112). В условиях ослабления роли Советов появилась подмена функций, деятельность государственных и административных органов подменялось партийными органами (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.112).    

Здесь Горбачев ничего не придумал. Все кто сталкивался с советской действительностью с реальной властью на местах, знали, что директора крупных предприятий особенно союзного подчинения действительно игнорировали местные советы, решая свои дела, они напрямую обращались в местные партийные органы. Но иначе и быть не могло, учитывая, что компартия была, по сути, частью хозяйственного механизма. Она решала хозяйственные вопросы, вместо того, что бы заниматься стратегическими политическими и экономическими вопросами. Формальный характер советской власти подтвердил и конец перестройки, когда советская власть по существу самоликвидировалась. Во всяком случае, она себя никак не проявила как власть рабочих, которые должны были проявить сознательность и защищать себя именно через Советы. Не было этого. И такое положение советских органов власти было не иногда, как кажется, нынешним молодым, которые хотят быть левыми, а повсеместно и всегда.