Но сперва чем перейти к буржуазным попыткам объяснения советского общества надо вспомнить А.Богданова. Богданов – бывший большевик. В свое время работал с Лениным. И себя уж точно не причислял к сторонникам буржуазии. Но марксизм он понимал более чем догматически. Характер революции 1917 года в России он понимал очень своеобразно, совершенно не так как Ленин и его сторонники и вообще все те, кто шли за Лениным. По мнению Богданова, большевики захватили власть, используя слабость буржуазии после войны, которая (буржуазия) обанкротилась. Захват власти, осуществленный при помощи солдатчины, ни в какой мере не является началом социалистической революции: пролетариат еще не дозрел до социализма, а крестьян – большинство. Поэтому-то государство, которое создают большевики, отнюдь не есть государство пролетариата. Это государство технически-организаторского слоя, интеллигенции, которая сложилась теперь, как класс. Если даже в субъективные намерения большевиков и не входило создание такой власти, то объективно их роль сводится к строительству оригинального государства, во главе которого стоит новый класс, окончательно сконсолидировавшийся в огне революции. Подвергаясь чиновничьему, бюрократическому перерождению, выходцы из пролетариата сами превращаются в составные части этого нового класса. Объективная невозможность социализма и здесь сказала свое решающее слово, вопреки субъективным иллюзиям самих агентов революционного процесса (Н.И.Бухарин, Избранные произведения, М., 1988, с.294-295).

Богданов говорит о появлении привилегированного бюрократического слоя. Но это слой появился не потому, что пролетариат якобы не дозрел для социализма, а потому, что никто тогда не знал, как должна выглядеть общественная собственность. Односторонность Богданова роднит его с буржуазными политологами, потому что мысль, что в социализме существует привилегированный слой проходит красной нитью через все буржуазные теории. О том, что социализм может существовать без привилегированного слоя, что сам факт появления этого слоя объясняется непознанными экономическими силами, о которых никто не мог знать в 1917 году – об этом никто из буржуазных теоретиков не говорит. Но односторонность Богданова роднит его не только с буржуазными теориями вообще, но и с фашистскими в частности. Фашистские теории взяли внешние формы партийной деятельности и приспособили их к защите буржуазии против коммунистов. Получились теории корпоративного государства, и теория нацисткой партии, где фюрер является центром всего.

Вся эта мешанина, несомненно, являлась основой для послевоенных теорий, которые якобы объективно пытались разобраться в советском обществе и которыми «болели» демократы. Этих теорий всего несколько. Это теория тоталитаризма, теория номенклатуры и теория Фукуямы. Этих теорий достаточно чтобы понять, как буржуазия смотрит на социалистическое общество. Есть еще так называемая теория конвергенции. Она подразумевала, что в мире, который являлся социалистическим, будет происходить движение к рыночной экономике. В капиталистическом мире станут больше внимания уделять социальным заботам. И будут страны, которые лет через сто начнут превращаться в более зрелую комбинацию социализма и капитализма (Джон Кеннет Гелбрейт. Новое индустриальное общество. Избранное. М., 2008, с. 1156). Т.е. на взгляд известного буржуазного политолога капиталистические и социалистические страны превратятся в нечто среднее, а вопрос о частной или общественной собственности рассосется сам собой. Очень характерная позиция для буржуазных ученых, которые любой ценой хотят обойти вопрос о форме собственности.

Тоталитаризм. Упор на формальные признаки

Начать можно с теории тоталитаризма, которая очень старательно старается обойти основополагающий вопрос о собственности. Теория тоталитаризма коммунистический режим рассматривает, как идеологический, где действительность неважна (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с196). Тоталитаризм провозглашает, что однопартийная государственность есть государство диктаторское, т.е. вспоминается старый спор большевиков и меньшевиков, где последние обвиняли первых в недемократизме (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.203), и согласно этой теории характерным признаком режима является монополия на истину. Тоталитаризм очень большое влияние уделяет роли личности в истории и в пример приводит партию коммунистов, которые, начав с небольшой по численности партии в 1917г. превратились к моменту написания книги в многомиллионную партию и создали крупное, современное государство (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.214). Из идеологического режима согласно этой теории следует террор (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.221).

Итак, характерные признаки однопартийного режима:

1) тоталитаризм означает однопартийную систему;

2) одна партия – одна идеология;

3) монопольная идеология означает монополию государства на насилие и средства убеждения;

4) любая деятельность является государственной и одновременно подчинена идеологии. Значит, любые прегрешения в хозяйственной и профессиональной сфере являются прегрешениями идеологическими и отсюда следует полицейский и идеологический террор (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.230-231).

Далее. В теории партия демократична, провозглашает тоталитаризм, но демократический централизм ведет к абсолютной власти лидера (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.238). В действительности это мысли не Арона, а Троцкого (Эдвард Карр, История Советской России, т. 1,2, М., 1990, с.47). Так как партия концентрирует всякую власть разложение подобного режима означает десоветизацию (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с. 257). Для революции в таком режиме, как советский – с единственной партией, необходим раскол в правящем меньшинстве (Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.269).

Во внутренней логике не откажешь. Но это логика внешних явлений. Именно следуя логике внешних явлений, получается, что фашизм и коммунизм тождественны, ибо внешние признаки тоталитаризма годится для обоих, тогда как всякому марксисту ясно, что это полнейший абсурд. Интересы буржуазии и пролетариата в долгосрочном плане не могут совпадать. Фашизм – это сознательная диктатура, ничем не ограниченная власть буржуазии против пролетариата, вообще против всех, кто осмеливается говорить о своих правах. Коммунизм или диктатура пролетариата это диктатура против крупного капитала и против мелкой буржуазии, в случае если она выступает как союзник крупной буржуазии. Т.е. против тех, кто не может сам обслуживать свою собственность, диктатура против тех, кто живет на нетрудовые доходы. В первом случае основу составляет частная собственность, во втором – общественная.

В теории тоталитаризма акцент делается на различиях между многопартийностью и однопартийностью. Если существует несколько партии, они неизбежно соревнуются в борьбе за власть. Когда соперничают несколько партий, необходимо установить правила, в соответствии с которыми протекает это соперничество. Т.е. режим носит конституционный характер. Принцип многопартийности также предполагает законность оппозиции. Если право на существование предоставлено нескольким партиям и не все они вошли в правительство, то волей-неволей некоторые из них оказываются в оппозиции. Возможность на законных основаниях выступать против правителей является отличительной чертой режима западных стран (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.62). Определение режимов, характерных для Запада: это режимы, где Конституция устанавливает мирное соперничество за реализацию власти (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.63).

Такой взгляд напрямую ведет к отстранению компартии от власти. Советская власть без коммунистической партии не существует. Если допустить многопартийность при Советской власти, то с социализмом будет покончено. Что и сделали при Горбачеве. Исходили из того, что многопартийность – ничего страшного, что господство права позволит все отрегулировать и сохранить государство и что Горбачев с демократами, мол, сейчас покажет, как надо действовать. Показал. Все вообще кончилось крахом. Т.е. при таком взгляде отсутствовал классовый подход. Когда существует буржуазия, ей право нужно только от случая к случаю. Тем более ей право не нужно когда оно только формируется, тем более, если формируется в социалистическом государстве. Естественно отсутствие классового подхода в таких случаях только и может привести к катастрофе.

Что касается вопроса о том, что если существует несколько партии, то значит, конституция является как бы самостоятельной, а если существует одна партия, то значит, государственный аппарат слишком зависим от нее, то сами по себе эти политические формы ничего не значит. Это примитивный взгляд. Все зависит только от того, какая форма собственности господствует – общественная или частная. Все политические явления только производное от формы собственности. И один из политических факторов – создание внутрипартийного механизма, гарантирующего борьбу мнений в коммунистической партии. Этот фактор в социалистической стране соответствует значению конституции и многопартийности в буржуазно – демократических государствах. Это кстати является и ответом на тезис, что демократический централизм означает абсолютную власть лидера, и разложение подобного режима означает десоветизацию. Демократический централизм не означает абсолютной власти лидера. Он означает лишь то, что решения принимаются большинством голосов и член партии обязан их исполнять, даже если он с ними не согласен. Отстранение компартии от власти означает ликвидацию Советской власти, это так. Но борьба мнений внутри коммунистической партии не означает отстранение коммунистической партии от власти. Что касается капиталистического общества, то здесь все решает частная собственность. Политические партии только отражают эту собственность, так что будь их хоть десять, суть от этого не меняется. Т.е. однопартийная система не означает диктатуры. Это означает лишь то, что в компартии должно быть внутрипартийная демократия. Если этого не будет, то от власти компартии действительно останется только название.

Теперь о роли личности в истории. Тоталитаризм не верит в объективные силы, т.е. не зависящие от воли людей, всю историю советского общества рассматривает как не согласующуюся с учением марксизма и все объясняет действиями коммунистической партии. Согласно теории тоталитаризма, есть причина, по которой коммунистические правительства твердят о своей приверженности учению, провозглашающему примат экономики. История коммунистической партии – прекрасная иллюстрация успешного воздействия нескольких людей на так называемые объективные силы. По этому учению, захват большевиками власти стал символом победы мирового пролетариата. На деле же взятие власти коммунистической партией в 1917 году, изменения, которые претерпел мир под воздействием этой революции, служат подтверждением и официальным признанием роли малочисленных группировок в истории человеческих обществ (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.214).

Забавно. Антикоммунистическая теория указывает якобы на промахи марксизма. А теперь серьезно. Арон демонизирует коммунистическую партию. Но объективные силы развития общества все-таки существует. И здесь следует процитировать, что говорил Энгельс о первой мировой войне в 1887 году, т.е. почти за тридцать лет до начала первой мировой войны и ровно за тридцать лет до социалистической революции в России. Эта цитата стоит того, чтобы привести ее полностью. «Это была бы всемирная война невиданного раньше размера. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга, и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении трех – четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание, как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса» (Ф.Энгельс, Биография, М., 1970, с.493).

Наверное, не надо напоминать, чем первая мировая война кончилась для европейских монархий и сколько она длилась. Признаки истощения чувствовались повсюду, особенно в Германии, а чем первая мировая война окончилась для той самой имперской Германии и царской России уж не надо и говорить. Германия только на один шаг была от социалистической революции, а в Баварии в 1919 году и в Венгрии то и вообще существовала Советская власть. И первая мировая война действительно длилась четыре года. Можно напомнить также об эпидемии тифа в России и всеевропейской эпидемии «испанки» (разновидность гриппа) унесшей миллионы жизней. Т.е. вся деятельность западноевропейской социалдемократии, все резолюции принятые на международных конгрессах II Интернационала, направленные на предотвращение приближающейся войны, деятельность большевиков и самого Ленина – все это базировалось не на каком-то мистическом озарении, а на тенденциях капиталистического развития, на анализе капиталистических противоречий. Социалистическая революция в России смогла победить только потому, что большевики правильно просчитали ситуацию и опирались на рабочих и крестьян, т.е. на тех, кто наиболее пострадал от войны. Но тот факт, что первая мировая война была предусмотрена/предвидена почти за тридцать лет до ее начала, доказывает, что существуют закономерности, которые марксизм позволяет видеть. И Энгельс, и Ленин опирались на эти закономерности. Ленин и большевики сделали все, что было в их силах. Победа в гражданской войне одержана, власть удержана. Введен нэп. Но дальше начиналось непознанное. Как должен выглядеть социализм на практике этого никто не знал. То, что в социалистическом обществе может появиться разрыв между государственным хозяйством и интересами рабочих, этого никто не знал и не предполагал. Учитывая это последнее и решающее обстоятельство, о какой роли малочисленных группировок, в данном случае роли коммунистической партии, можно говорить? Сама коммунистическая партия оказалась в роли заложника непознанных экономических сил, когда экономическое развитие стало замедляться, затем вовсе остановилось, а экономические причины этого так и не были найдены. Так что объективные силы, о которых Арон пишет с иронией, никуда не исчезли. Ни одна правящая группировка или партия не может выйти за рамки своего времени. Коммунистическая партия Советского Союза также не смогла.

Внутренняя логика этой теории в одно целое связывает такие явления как одна партия, господствующая идея и любые отклонения от этой идеи якобы вызывает катастрофу. Полнейшая бессмыслица. Идеи есть только отражение действительности и нигде они не существует сами по себе. Взять, например коммунизм или социализм (неполный коммунизм). Идея коммунизма есть только теоретическое выражение интересов пролетариата. Больше ничего здесь нет. Если, например, идея социализма начинает отрываться от интересов рабочих, когда например, говорят о развитом социализме и в то же время развивается дефицит повседневных товаров, то это уже идеология, т.е. застывшая система взглядов. Или, например, христианство. Оно явно умирает и никакие ухищрения Ватикана и русской православной церкви здесь ничего не изменит. Церковь никому не нужна, не отражает ничьих интересов и обслуживает только саму себя. Говорить, что какая-то идея, пусть самая красивая или напротив самая худшая, сама по себе определяет жизнь общества независимо от экономических отношений между людьми, независимо от господствующей формы собственности, независимо от реальной экономики, независимо от их реального интереса полный абсурд. Это в принципе невозможно.

Теория тоталитаризма на свой лад пытается объяснить существование социалистического государства. Как пример берется марксистский тезис, что единственная причина существования государства – это эксплуатация одного класса другим. Тогда, спрашивает теория тоталитаризма, зачем же нужно государство с того момента, когда антагонистических классов нет, и почему оно постоянно стремится стать сильнее и сильнее? Согласно теории тоталитаризма Сталин дал ответ на этот вопрос. Он сказал: государству, прежде чем оно исчезнет, надлежит укрепляться. СССР все более укрепляется, ведь его окружают капиталистические государства. Но тем самым напрашивается вывод: учение, согласно которому государство – только орудие для эксплуатации одного класса другим, неверно. Государство необходимо, пока человечество не станет единым (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.204).

Притворяется, что непонимает. Когда Маркс создавал свою теорию, никто не думал, что социализм появится в одной стране, к тому же не самой развитой, а остальные останутся капиталистическими. Поэтому классовое государство пролетариату было необходимым, чтобы защитится от окружающей его буржуазии. Внутри самого социалистического общества государство должно было выступать как самоуправление трудящихся. В том, что этого не случилось ответ надо искать в отношениях собственности. Кстати, тот факт, что сразу после того, когда единая государственная собственность начала жить самостоятельной жизнью, последовало усиление государства, только подтверждает мнение Маркса, что причина существования государства – эксплуатация одного класса другим. В данном случае – отрыв единого государственного хозяйства и обслуживающего его слоя чиновников от реальных повседневных интересов рабочих.

Вторая сталинская формулировка была удивительной: классовая борьба усиливается по мере построения социализма. Классы были определены через свое отношение к средствам производства: для наличия враждующих классов требуется класс, завладевший средствами производства. В советском обществе больше нет частной собственности на средства производства, и единственная собственность, которая не является общественной (не считая приусадебных участков) – собственность колхозная, то есть кооперативная. Но даже под воздействием сталинского бреда нельзя говорить, будто классовая борьба – это борьба советского общества против кооперативной собственности колхозов. Для усиления классовой борьбы нужны, во-первых, классы, а во-вторых – оторванность классов от средств производства. Еще сохраняется, очевидно, точка зрения, что враги – это уцелевшие представители прежних классов – помещики, банкиры, купцы, предприниматели. Но ведь у классов, составлявших меньшинство общества, с утратой собственности и богатства не остается никакого могущества. Спрашивается, каким образом, через тридцать лет после революции, бывшие (раз нет частных банков) банкиры могли вновь стать врагами, с которым должно бороться Советское государство (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.205).

Сразу виден высокомерный тон буржуазного политолога. Для него все, что не отвечает его пониманию, является бредом. Но это к слову. Этот сталинский взгляд лишь выражал экономическую реальность, отражал тот факт, что появились чуждые экономические силы, когда экономическое развитие пошло вразрез с экономическими интересами трудящихся. Можно предположить, что Сталин видел это противоречие, но трактовал его в том смысле, что усиливается классовая борьба, т.е. усиливается антисоветское подполье, усиливается шпионская деятельность против советского государства и т.д. То, что противоречия, появившиеся внутри советского общества, объясняется разрывом между единым хозяйством и интересами рабочих, этого Сталин не понимал. И поэтому всю оппозицию слева воспринимал как врагов.

Теория тоталитаризма пытается критически рассмотреть объяснение, данное Хрущевым – во всем виноват культ личности Сталина. У Хрущева это единственный ответ. Однако это, по меньшей мере, ничего не дает. Арон, один из создателей теории тоталитаризма, цитирует Тольятти, Генерального секретаря Итальянской коммунистической партии, что ссылки на культ личности – не марксистское объяснение. Утверждать, что столь значительные явления – результат действий одного человека, значит прибегать к аргументации, которую само учение отвергает в принципе (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.237). Иными словами, явления, названные «культом личности», стали возможны благодаря не только странностям одного лидера, но и методам организации, действиям целой партии (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.238).

Действительно, действия, которые своими последствиями затрагивает интересы миллионов, нельзя объяснить только личными качествами политика или его странностями. Они всегда отражает чьи-то интересы. Это относится и к единоличной власти, которой обладали цари и Сталин. Единоличная власть не висит в воздухе. Ее всегда кто-то осуществляет. Власть Сталина, культ личности лишь отражала тот факт, что из-за централизации руководства хозяйством создавалось впечатление, что все решает одно лицо или одна группировка, что единое государственное хозяйство и слой чиновников ее обслуживающих оторвалась от интересов людей труда, отражало то обстоятельство, что культ личности лишь повторял в масштабах страны маленький культ директора фабрики, завода, председателя колхоза и т.д. Все кто стали в оппозиции Сталину там самым в оппозицию единой государственной собственности, которая была господствующей. Теория тоталитаризма все внимание уделяет только политической стороне, экономические причины даже не рассматриваются. Что касается высказывания Тольятти, которого цитирует Арон, то это правильное высказывание. Культ личности – не марксистское объяснение. Но и теория тоталитаризма не дает ответа.

По Марксу, социализм должен стать преемником капитализма, усвоить его достижения и сделать всеобщим достоянием блага, создаваемые производительными силами. Советские люди открыли метод индустриализации. Он может быть более совершенен, чем индустриализация на западе, но не имеет ничего общего с изначальным представлением Маркса о роли социализма (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., с. 206). Маркс возлагал на капитализм задачу, ставшую главной для советского режима, – развитие экономики, тяжелой промышленности (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с. 243). 

Революция не зависит автоматически от развития производительных сил, а марксизм не есть застывшая схема. Зависимость, конечно, есть, но относительная, не абсолютная. Революция в России начиналась именно как европейская, т.е. с нацеленностью, что, начавшись в России, она переметнется в Европу. Что кстати, было вполне реально и вполне согласовывалось с документами самой западноевропейской социалдемократии и с тенденциями развития. То, что германская социалдемократия предала революцию это совершенно отдельный вопрос. Но победи революция в Германии, было бы все именно так, как предусмотрел Маркс – революция победила в развитой стране. Но Маркс не может нести ответственности за поведение своих политических внуков, не может нести ответственности за предательство германской революции. Объективные предпосылки для революции были. И что оставалось делать российским коммунистам после предательства германской социалдемократии? Отдать власть только потому, что остались одни или что отстает экономика? Это было бы предательство ко всем, кто поверил в идеалы социализма. Естественно была проведена индустриализация. Но тот факт, что советское общество была вынуждена выполнить задачи, в других странах выполненные капитализмом, т.е. провести индустриализацию, еще не является доказательством, что советское общество не социалистическое. Признаком социализма является не наличие тяжелой промышленности или ее отсутствие само по себе, а общественная собственность в форме государственной и кооперативной собственности, которая должна дать производительность труда выше, чем при частной собственности.

Большевики опровергли собственную теорию, согласно которой социализм – это наследник капитализма, и не может установиться до определенного уровня развития производительных сил иначе, чем наследник капитализма. Поразительным образом они продемонстрировали, что тип государства, который они называют социалистическим, может сформироваться на любой стадии экономического развития, лишь бы власть оказалось в руках марксистско-ленинской партии. Они создали государство, опирающееся на единую партию, оставляющую за собой исключительное право на идеологию и на политическую деятельность (Реймон Арон, Демократия и тоталитаризм, М., 1993, с.206-207).

Социализм не может сформироваться на любой стадии экономического развития. Всюду в слаборазвитых странах, где коммунистические партии удержали власть, был период контролируемого капитализма, т.е. нэп в разных вариантах. Например, в Китайской Народной Республике. Или во Вьетнаме. Или нэп в советской России. Т.е. плановое хозяйство предполагает определенный уровень развития. Чем менее развита страна, тем неизбежнее капитализм. Теперь что касается марксистско-ленинской партии. Марксистско-ленинская партия не висит в воздухе. Чем более отсталая страна, тем более такая партия подвержена мелкобуржуазным влияниям, местным, религиозным предрассудкам, традициям и т.д. Очень часто такие партии перерождаются, перестают быть коммунистическим, т.е. классовыми, становится просто народными, вмещающими в себя все многообразие социальных групп и классов и тем самым распадаются. Т.е. суть не в самом по себе существовании коммунистических партий. Развитие социализма зависит от определенного уровня развития экономики. Пока этот уровень не достигнут, правящие коммунистические партии сохраняют угрозу перерождения и распада. Что, например, и произошло в странах Африки, где так и не появилось ни одной социалистической страны. Или в Афганистане, где бывшая правящая народно – демократическая партия, считающая себя коммунистической, не учла специфики Афганистана, не учла того факта, что даже буржуазия там была не развита. О каком пролетариате в таких условиях можно говорить? Дело кончилось гражданской войной и страшным поражением, когда физически были уничтожены все носители социалистической идеи.

Резюме. Теория тоталитаризма совершенно игнорирует вопрос собственности. Что из того, что существует конституционный режим, если есть частная собственность. Именно крупные собственники, акционеры оплачивают выборы в парламент, конгресс, выборы президента и т.д. Западная буржуазия в свое время сделала все, чтобы не допустить коммунистов к власти во Франции и Италии, несмотря на то, что за них была значительная часть общества. А в тех случаев, когда игнорировать коммунистов становилось невозможным, искали любого предлога, чтобы отстранить коммунистов от власти. Например, в 70-ые, когда компартия Италии вновь вошла в правительство, а благовидного предлога не допустить коммунистов к власти не нашлось, буржуазия руками террористов просто убила Альдо Моро, председателя Христианско-демократической партии Италии, партии правой, при ком коммунисты и вошли в правительство. Где во всех этих случаев была конституция Италии, мирное соперничество партий? Все решали только те, у кого собственность, о чем марксизм всегда и говорил. Нельзя забывать, что и Гитлера, его партию также привели к власти крупные собственники. Власть компартии в свою очередь основывается на общественной собственности. И это отнюдь не исключает общественную демократию. Другой вопрос, что у нас общественная собственность превратилась в единую государственную собственность, когда не осталось многообразия интересов, не осталось партийной демократии и соответственно общественной. Ибо в условиях социализма партийная демократия есть гарантия демократии общественной. Но это совершено другой вопрос и его надо рассматривать отдельно. Это только для демократов все ясно, для них то, что было, и есть подлинный социализм, они отказывают ему в праве развиваться. Практика социализма не отменяет законов общественного развития. Для создания современной экономики, тем более социалистической, требуется определенный уровень развития, и наличие правящей марксистско-ленинской партии само по себе ничего не значит. Если коммунисты не создавали современную экономику, компартия или распадалась или отстранялась от власти. На определенном этапе своего развития, когда они только шли или приходили к власти в слаборазвитой стране, им приходилось решать и буржуазно – демократические задачи. Теория тоталитаризма всего этого не понимает.

Маркс предполагал, что коммунизм будет состоять из двух частей: первая это социализм, где существует принцип по труду, т.е. неполный коммунизм, и вторая собственно коммунизм, где все получают по потребностям (К. Маркс, Критика Готской программы, М., 1981, с.12, 14). Оказалось, что социализм сам имеет несколько этапов развития. Но это доказывает только то, что развитие социализма оказалось гораздо длительнее и гораздо интереснее, чем представлялось ранее. Теория тоталитаризма не может всего этого объять. Она поверхностна. Она берет одну черточку, одну сторону планового хозяйства и делает односторонние выводы, которые выгодны лишь буржуазии. Она «хоронит» социализм, отказывая ему в дальнейшем развитии. Можно заранее предсказать, что эти похороны закончится тем же, чем заканчивались похороны марксизма с самого начала его появления. Социализм возродится.

Номенклатура – социализм это ее строй

Следующий шаг в объяснении советского общества с буржуазной точки зрения это теория номенклатуры. Теория номенклатуры – это продолжение теории тоталитаризма. Согласно теории тоталитаризма все решает одна партия и связанная с ней идеология. А согласно теории номенклатуры внутри партии появляется привилегированный слой.

Теория номенклатуры управляющих характеризует, как господствующий класс советского общества (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.34). Объясняя, почему управляющие стали господствующим классом, автор утверждает, что их господство – это реакция. Вслед за их утверждением последовала сталинщина с систематическим массовым истреблением и монопольной властью консервативного класса новой аристократии – номенклатуры. Это подтверждение факта, что в стране победила реакция. Буржуазная? Нет, буржуазия была раздавлена. Значит, феодальная реакция. Но ведь не было в среде ленинских «профессиональных революционеров» сознательного стремления поддержать шатавшиеся феодальные структуры? Конечно, не было. Однако в политике, и тем самым в истории, важны не личные мнения, а объективные результаты действии (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.558). Ведь главным для Ленина всегда оставался именно контроль и управление, осуществляемые политбюрократией через государство, т.е. диктатура номенклатуры. По сравнению с либерализировавшимся царским режимом с конституцией, с думой, многопартийной системой это была реакция – шаг назад, в глубь феодализма (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.592).

Для пущей важности этот человек мог бы упомянуть об азиатской форме собственности. Ведь в азиатской форме собственности по Марксу власть деспота основывается на общинной собственности, а сам деспот выступает как единый собственник. Фактически получается, что сами общины выступают как наследственные владельцы, а каждый отдельный человек член общины лишен собственности (К.Маркс, Экономические рукописи, часть первая, М., 1980, с.468, 469). При желании можно усмотреть аналогию с советским обществом. Но только если смотреть поверхностно. Азиатская форма собственности основывается на собственности на землю. Советская – на общественной или государственной собственности на средства производства. Азиатская форма собственности не предполагала технического развития. Советская власть создала крупное современное государство. В азиатской форме собственности нет личной собственности, в советской – есть. Во всяком случае, термин азиатская форма собственности был бы гораздо более точным, чем словосочетание феодальная реакция. Но это к слову.

Номенклатура есть господствующий класс советского общества (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.34), говорит Восленский. Класс определяется через свое отношение к средствам производства. Бюрократия, т.е. так называемая номенклатура, не владела средствами производства. Т.е. не могла передавать по наследству. Она только управляла ими от имени общества. Т.е. делала то, что делает бюрократия в любом государстве. Другое дело, что бюрократия вместе с развитием единого государственного хозяйства начала отрываться от интересов общества. Единое государственное хозяйство, чем дальше, тем больше отрывалось от интересов рабочих. Вместе с ним интересы бюрократии начали входить в противоречие с интересами людей труда. Только в этом смысле можно говорить о номенклатуре. Но тогда надо признать, что бюрократия в данном случае была лишь отражением единого государственного хозяйства, была привилегированным слоем, но классом так и не стала, не существует никакой политбюрократии как единого целого. Просто шла борьба группировок и политику определяла та группировка, которая побеждала. Победа той или иной группировки в свою очередь зависела от общего состояния экономики и темпов развития.

Как вообще можно говорить, что политбюрократия это то же самое что и диктатура пролетариата. Ибо именно эта мысль проталкивается словами, что политбюрократия управляет через государство, т.е. осуществляется диктатура номенклатуры потому, что для Ленина всегда оставалось главным контроль и управление. Термин диктатура пролетариата выдвинутый Марксом означает политическое господство пролетариата по отношению к буржуазии. Больше ничего здесь нет. Такая точка зрения и у Ленина. Правильно, для Ленина главным был контроль и управление. Но в интересах рабочих, а не в интересах бюрократии. Бюрократия – зависимая общественная группа. Этого никогда нельзя забывать.

Теперь о систематическом истреблении. Вообще этот человек думает, что говорит или нет. Какое систематическое истребление? Это было время классовой борьбы. После гражданской войны осталось еще немало бывших капиталистов, офицеров, служащих и т.д. Нэп активизировал этот слой, придал ему новые силы. Был и саботаж, и диверсии, и шпионаж. И во время гражданской войны и после, это не миф. Также нэп создал прекрасные условия для коррупции, что также можно оценивать как форму классовой борьбы. Или если говорить, например, о коллективизации, то никакая коллективизация не была бы проведена без поддержки снизу. Многие были недовольны развитием кулаков. Конечно, коллективизация была проведена не совсем так, как задумывалось Лениным и его соратниками. Экономические противоречия, выявившиеся во время нэпа, объективно вели к усилению влияния кулака. Но в то же время нельзя забывать, что кулачество было раздавлено не только с помощью прямого государственного насилия, но и при поддержке беднейших слоев деревни. Если иметь в виду, что якобы Сталин систематически уничтожал миллионы и десятки миллионов за все время своего правления, то это опять таки из области мифов. За время с 1921 по 1953 год в Советском Союзе 799 455 человек были приговорены к высшей мере наказания (Олег Хлобустов, Неизвестный Андропов, М.,2009, с.130). Конечно, смотря объективно, Сталин создал режим, который чем дальше, тем больше отрывался от интересов рабочих. Но не надо приписывать Сталину то, чего он не сделал. Сталин не был дураком и он создал то, что на тот период времени казалось можно было создать. Та форма государственной собственности, которая тогда существовала, на тот момент обеспечила экономическое развитие. Одна из марксистских истин гласит, что ни одна экономическая формация не погибает раньше, чем разовьется все ее экономические силы. Пока тогдашняя форма государственной собственности обеспечивала экономическое развитие, не было возможным ее реформировать. Слова об уничтожении Сталиным миллионов и десятков миллионов это точно также из области мифов, как и, например, модный ныне голодомор, т.е. якобы сознательной политики уничтожения украинского народа.

Сравнение с царским режимом вообще не выдерживает критики. Царская власть до самого конца оставалась абсолютной монархией и никакой либерализацией здесь и не пахло. Дума не раз распускалась, она никак не влияла на политику царской власти, не были проведены даже те реформы, на которые указывала крупная буржуазия. В противном случае царь не был бы выгнан в феврале 17-го. Это сравнение только доказывает неспособность автора понять истинные причины, почему советская власть развивалась не совсем так, как было задумано, неспособность найти экономические причины этого, т.е. неспособность понять марксизм и применить его к конкретным условиям.

Далее говорится о глубинном сходстве между социализмом и национал-социализмом, т.е. нацизмом. Автор предполагает, что Муссолини и Гитлера сходство их режимов с большевизмом, наверное, весьма смущало, но и они побороть это сходство не могли: оно было органическим (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.595).

Вряд ли Гитлера, равно как и Муссолини, что-нибудь смущало, если это способствовало достижению их целей. Вообще такие натяжки как эти, что якобы что-то смущало Гитлера или Муссолини показывает, что автор просто ищет сенсационности, больше ничего здесь нет. Если и говорить о каком-то сходстве, то ясно одно. Единое государственное хозяйство, которое по определению является крупным, и господство крупной частной собственности породило внешне похожие политические режимы. Но на этом сходство и кончается. Единая государственная собственность, как видно из самого названия, основывается на государственной собственности, гитлеровский режим – на частной. Кроме того, национал-социализм не является общественным строем. Это идеология защищающая интересы частной собственности. Между этими двумя явлениями кроме похожего названия нет ничего общего.

Историческая ошибка левых состояла в том, что они считали ленинские партии и устанавливаемые ими диктатуры левыми. А в действительности они не левые. Верно: большевики, а затем другие компартии отпочковались от социалдемократических партий в качестве их радикального крыла. С самого начала они утверждали, будто они и есть левые, а все остальные, включая и самих социал-демократов – правые различных степеней. К этим претензиям привыкли все, даже противники большевиков. Так возникла версия, будто бывает тоталитаризм правый, а бывает и левый. К правому относят национал-социалистов, фашистов и пр., а к левому – коммунистов (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.600). Но в классическом тоталитарном обществе ни левых, ни правых, ни центристов нет. Есть только «генеральная линия» господствующего класса – политбюрократии, все несогласные с ней считаются преступниками и подвергается каре (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.602).

Странная позиция. Деление в политике не возникают только потому, что кто-то к чему-то привык. Социалдемократы вначале, а затем коммунисты были решительными противниками буржуазии, частной собственности и поэтому они конечно левые. Так уж исторически сложилось, что все, кто за буржуазию, это правые, а те, кто выступает против частной собственности в различных ее модификациях это левые. Попытка все объяснить какими-то претензиями, к которым якобы все привыкли, показывает только путаницу в голове самого автора, и одновременно показывает, насколько он сам не понимал реальной действительности. Если все рассматривать через призму номенклатуры, т.е. полукоррумпированного привилегированного слоя, то ясно, что интересы так называемой номенклатуры, чем дальше, тем больше отрывались от интересов рабочих и тем самым интересов коммунистической партии. Не надо только забывать, что этот процесс шел постепенно. Были объективные обстоятельства, когда интересы единого государственного хозяйства и интересы рабочих совпадали. После гражданской войны ясно было только то, что надо возродить экономику. Затем – провести индустриализацию. Затем – победить в войне. И т.д. Можно только предположить, как могла развиваться экономика, если бы государственная промышленность развивалась бы как задумано. Или как могло выглядеть сельское хозяйство, если бы коллективизация была проведена по ленинскому плану. Было, как было. Но уже в послевоенное время начало выяснятся, что блок западноевропейских стран развивается быстрее, чем блок стран народной демократии (Эрнесто Че Гевара, статьи, выступления, письма, М., 2006, с.495), т.е. Советского Союза и социалистических стран Восточной Европы. А где-то в семидесятые уже начало намечаться техническое отставание Советского Союза (за исключением военной промышленности). И в таких условиях бюрократия объективно в отдельных случаях начала проводить правую политику. Коррумпированная власть не может выражать интересы людей труда. Не существовало никакой генеральной линии политбюрократии, это бессмысленное словосочетание. Была борьба группировок в рамках единой государственной собственности. Сюда же относятся и слова, что социализм – не социально-экономическая формация, а просто метод управления: господствующий класс управляет всей жизнью общества через государство (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.573) говорит Восленский. Социализм – это общественная собственность на средства производства. Что такое – социализм не социально-экономическая формация, а метод управления, то пусть сам Восленский и объяснит. Это такое же бессмысленное выражение как политбюрократия или претензии левых, к которым все привыкли.

Партии фашистов, коммунистов, национал-социалистов ни левые и не правые – они тоталитарны, иными словами, они попросту хотят власти. Только не той, по их мнению, жалкой власти – с оглядкой на конституцию, законы, парламент, свободную прессу, профсоюзы, которую на время, от выборов до выборов, получают государственные деятели парламентских демократий. Тоталитаристы хотят тотальной, диктаторской власти, не заискивающей перед капризными избирателями, а управляющей покорными поданными. В этом причина откровенного презрения Ленина и других тоталитаристов к «буржуазной демократии» и «парламентскому кретинизму», отсюда их желание не делать карьеру в плюралистической системе, а сломать эту систему и заменить ее «диктатурой пролетариата» или «принципом фюрерства» (Михаил Восленский. Номенклатура, М., 1991, с.602).

Полнейшая путаница. Вся позиция автора сводится к тому, что коммунисты и фашисты одного поля ягоды, они тоталитарны. Не говорится о том, что деятельность большевиков была направлена на создание общества без частной собственности, а сами революционеры не рассчитывали на материальные блага. Партия нацистов с самого начала была ориентирована на материальные блага, была направлена на защиту частной собственности. Замалчивается, что целью Ленина и его единомышленников было создание общества глубочайшей демократии, демократии без буржуазии. Но ни Ленин, ни кто-либо другой в то время не могли знать, что в социализме появятся чуждые экономические силы, что общественная собственность превратится просто в государственную. Гитлер с самого начала открыто шел к диктаторской власти, и крупная буржуазия ему в этом помогала, усматривая в партии нацистов своих защитников. Кроме внешнего сходства между партиями нацистов и коммунистов нет ничего общего. Эти две партии подогнать под общий знаменатель невозможно в принципе. Слишком разные. Сам факт того, что Восленский пытается подогнать партию коммунистов и нацистов под общий знаменатель показывает, что он сам стоит на правых позициях. Затушевывается факт, каким целям служит эти партии. Ничего не говорится о том, что фашизм возник, когда буржуазии надо было защищать себя. Игнорируется факт, что после октябрьского переворота буржуазия исчезла, были национализированы фабрики и заводы, а в Германии при гитлеровском режиме никто национализировать их не собирался, и их прибыли очень выросли. Игнорируется факт, что после прихода Гитлера к власти в первую очередь пострадали активисты компартии и профсоюзов. Что касается презрения Ленина к «буржуазной демократии», к «парламентскому кретинизму» то для этого были основания. Именно буржуазная демократия в Западной Европе довела до первой мировой, и именно хаос, начавшийся после февральской революции 1917 года в России, показал тупость и никчемность тогдашней буржуазии, ее неспособность управлять страной. Буржуазия пыталась продолжать войну, хотя армия уже разваливалась стремясь набить себе карманы. Конечно, после такого как-то не находится хорошие слова для буржуазной демократии.

Теория номенклатуры – это разновидность теории тоталитаризма. Только анализ так сказать с более технической стороны. Теория тоталитаризма говорит об абсолютной власти компартии якобы она подминает под себя государство, конституцию, законы. Теория номенклатуры конкретизирует это понятие, говорит о бюрократии, якобы она самодостаточна, существует сама по себе и что существует какая-то генеральная линия политбюрократии, т.е. самостоятельная политика бюрократии. Даже не забывает добавить, что в номенклатуру не входят рядовые партийцы и технические работники. Номенклатуру отожествляют с социализмом, якобы это ее строй и вообще социализм – это метод управления. Эти бессмысленные словосочетания нужны для того, чтобы скрыть суть. Социализм – это общественная собственность на средства производства. Все. Точка. Здесь суть. Не компартия оторвалась от интересов рабочих, а партийный аппарат, как частное проявление государственной бюрократии. Присовокупив к своим рассуждениям Ленина, теория номенклатуры только доказывает свою практическую непригодность.

Фукуяма. Настроения против личного интереса

Следующий шаг в объяснении советского общества с буржуазной точки зрения сделал Фукуяма с его теорией конца социализма. Если исходить из предпосылки, что в социалистическом обществе все решает принцип фюрерства или что коммунистическая партия подминает под себя страну и конституцию, то конечно такое общество долго продержатся, не может. Но революция в такой стране возможна только тогда, когда правящая партия решит, что перемены необходимы. На этих предпосылках стоит теория Фукуямы. Сам Фукуяма был заместителем директора управления политического планирования госдепартамента США. Ранее работал в правой организации «РЭНД Корпорэйшн», которая считалась мозговым центром правых. Т.е. человек, ясно сознающий, чьи интересы он защищает. Статья «Конец истории?» опубликована в 1989 году.

По мнению Фукуямы и экономике, и политике предшествует автономное состояние сознания (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.44), т.е. идея, сознание, по его мнению, является первичным. Непонимание того, что корни экономического поведения лежат в сфере сознания и культуры, приводит к ошибке, когда к идеальным явлениям приписывают материальные объяснения. На Западе стало привычным делом объяснять реформаторские движения сначала в Китае, а теперь и в Советском Союзе как победу материального над идеальным, т.е. как признание того, что идеологические стимулы не могут заменить материальные в современной экономике. Однако дефекты социалистической экономики были очевидны и 30, и 40 лет назад. Почему же эти страны начали отход от централизованного планирования только в 80-ые годы? Ответ надо искать в сознании элиты и ее руководителей, решившихся повернуть от «католической» бедности и безопасности в сторону «протестантского» богатства и риска. Эти изменения стали неизбежны не вследствие материальных условий, в которых оказались обе страны накануне реформы, но явились результатом победы одной идеи над другой (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.43).

Фукуяма стоит на идеалистических позициях. Почему победила одна идея над другой? И почему именно в 80-ые? Буржуазные коллеги Фукуямы стоят гораздо ближе к реальности, когда исходят из предпосылки, что идеологические стимулы не могут заменить материальные. Экономическое развитие замедлилось, именно поэтому стали возможны и необходимы реформы. 30, 40 лет назад, т.е. в шестидесятые, пятидесятые годы (смотря с момента написания статьи) советская экономика развивалась успешно. Во всяком случае, гораздо успешнее, чем в 70-ые годы, несмотря на различия в уровне жизни. Китай с начала 60-ых почти не развивался, но пока был жив Мао, ничего нельзя было поделать. Именно поэтому почти сразу после его смерти стали проводиться реформы. В Советском Союзе экономика замедлялась постепенно. Замедление стало заметным в 70-ые и в начале 80-х стало ясно, что нужны реформы. Сознание элит и «католическая» бедность» здесь совершено ни при чем. Когда читаешь такие фразы, так и видишь перед собой самодовольного буржуазного политолога, который разбрасывается жирными фразами, не видя или не зная реальных фактов. Например, материального стимулирования, которое сначала стимулировало техническое развитие, затем стало замедлять его. В 70-е из-за особенностей тогдашнего планирования дефицит начал становится массовым явлением. Именно здесь надо искать ответ, почему в 80-ые созрело понимание необходимости реформ. Но господин Фукуяма об этом просто не знает.

Фукуяма: в ХХ веке развитой мир опустился в пучину идеологического насилия в результате соперничества либерализма с большевизмом и фашизмом и, наконец, с современным марксизмом, который угрожал привести нас к апокалипсису ядерной войны (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с. 39). Развитые страны Запада имеют оборонные структуры и в послевоенный период энергично боролись, чтобы отразить мировую коммунистическую угрозу. Такое поведение было вызвано внешней угрозой со стороны государств с открыто экспансионистской идеологией (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.52). Но мировая коммунистическая угроза исчезла и это означает победу экономического и политического либерализма (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.39). Триумф западной идеи очевиден в первую очередь из-за полного крушения всех альтернатив западному либерализму (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.39). Из этого крушения якобы следует конец истории как таковой. Т.е. конечный пункт идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как конечной формы управления человеческим обществом (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.40).

Распространение коммунистических идей не означает угрозы атомной войны. Оно означает угрозу буржуазии, но буржуазия это еще не все общество. Единственное, что может как-то оправдать страхи буржуазии – пример социалистических стран, сам факт их существования. Но пример без внутренних причин не действует, т.е. без классового раскола в самом западном обществе. Но буржуазия старается этого не замечать и стремится уничтожить источник этого примера, т.е. социалистические страны, старается угрозу своему существованию представить как военную угрозу всему обществу со стороны социалистических стран. Социалистические страны никогда не стремились к войне. Т.е. все перевернуто с ног на голову. И потому начинается гонка вооружений. Не надо забывать, что гонку вооружений в послевоенное время начала США. И атомное оружие на практике против мирных жителей Хиросимы и Нагасаки использовали тоже США. В военном отношении использование атомного оружия против Японии было бессмысленным. И в дальнейшем все новые системы вооружений создавались в США. СССР только шел следом. Это факт. Советский Союз после войны ни с кем не собирался воевать. Его влияние было не военным, а политическим. Буржуазия боялась, что собственные компартии победят на выборах и не нашла ничего лучше как заявить о советской угрозе и начать вооружаться. Кроме того, буржуазия была не прочь сама начать войну, а чем свидетельствует планы США по атомному уничтожению Советского Союза. Т.е. США пытались сделать то, что не удалось Гитлеру. Именно поэтому США не отказались от атомного оружия, хотя после войны были все предпосылки для этого. Если бы не военная угроза со стороны США Советский Союз никогда бы не создал атомного оружия. Мало кто представляет, что проект по созданию атомного оружия был столь же разорительным, как и сама война. И Советский Союз пошел на это только по мере необходимости.

Фукуяма правильно подметил конец классического социализма, но не правильно объяснил. Крах СССР произошел не из-за победы либеральных идей, а из-за внутренних экономических причин. Капитализм на данный момент победил, но идеи либерализма здесь вообще ни при чем. Так что никакого конца истории не будет. Просто буржуазный политолог на свой лад констатирует факт, что прежняя модель социализма подошла к своему концу. Но в его понимании эта был конец истории, т.е. ничего существенного в истории человечества уже не будет. Обычная ограниченность буржуазной науки и одновременно апологетика существующего строя. Нынешний хаос, в который сползает человечество, терроризм, распространение исламского фундаментализма, есть достаточное доказательство, чего стоит тезис о конце истории или о победе либеральных идей. И конечно, Фукуяме даже в голову не приходит, что социализм может возродиться именно как реакция на нынешние противоречия капитализма.

По мнению Фукуямы, в текущем столетии (т.е. в ХХ веке) государства восприняли тщательно разработанные политические доктрины с четко обозначенными внешнеполитическим программами, легитимирующими экспансионизм, такие, как марксизм-ленинизм или национал-социализм (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.51,52).

Фукуяма исходит из того, что если идея является наступательной по отношению к буржуазии, значит она экспансионистская. Но это не так. Фукуяма не признает, что классовые конфликты могут родиться и развиваться только внутри страны, так что никакой экспансией здесь и не пахнет. Марксизм исходит из того, что социализм должен дать более высокую производительность труда и таким образом вызвать социалистические революции на западе. Другое дело, что с более высокой производительностью труда пока ничего не получилось, но это совершенно отдельный вопрос. А вот национал-социализм действительно является агрессивной идеологией. Но является ею потому, что отражает интересы крупного капитала и мелкого буржуа, который хочет стать крупным капиталистом, является реакцией капитала на появление социализма на практике. Буржуазия открещивается от фашизма только потому, что он проиграл. Победи фашизм, то он был бы объявлен вершиной человечества, а все коммунисты – преступниками. И в свое время буржуазия сделала все, чтобы это случилось. Гитлеровской Германии позволили нарушить все пункты Версальского договора, подарили Австрию, затем Чехословакию, позволили оккупировать Польшу, затем тянули, сколько возможно с открытием второго фронта и открыли только тогда, когда стало ясно, что Красная Армия самостоятельно дойдет до Парижа, затем США как продолжатель дела Гитлера стала готовить атомный удар по СССР и началась гонка вооружений. Так что нацизм является истиной идеологией буржуазии. Именно поэтому она от него открещивается. И еще. Если экономическое поведение определяется предыдущим состоянием сознания, т.е. сознание, идеология является первичным, то почему теперь в России усиливается ностальгия по советскому времени, несмотря на, казалось бы, бесспорную победу либеральных идей? Ответ очень прост. Потому что нынешняя политика является буржуазной и очень многие это понимает. Господин Фукуяма на одну доску ставит марксизм и национал-социализм. Как буржуазный политолог он стремится в очередной раз скомпрометировать марксизм и в то же время открещивается от нацизма, ибо тот слишком ярко показал, кому он служит.

«Отход сначала Китая, а затем Советского Союза от марксизма-ленинизма будет означать его конец как живой идеологии, имеющей историческое значение для мира. Тот факт, что ни в одном крупном государстве он больше не является предметом значительно интереса, полностью подрывает его претензии на авангардную роль в истории человечества. Как и в Польше, марксизм-ленинизм умер как мобилизующая идеология: под его знаменами невозможно заставить людей работать интенсивнее, а его приверженцы потеряли уверенность в себе» (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.53).

Ничего это не означает. Идеология не может сама по себе заставить людей работать интенсивнее, будь то в Советском Союзе, в Китае, Польше или где-нибудь еще. Насилие или соответствующая идеология может заставить работать людей за меньшую зарплату, но долго такой порядок не продержатся. Человека может заставить работать только зарплата, ее зависимость от результатов труда. Можно держать пари, что Фукуяма не знает, что, например, во время войны в советской военной промышленности платили и платили хорошо. Или что зерно Советский Союз закупал не потому, что марксизм умер как мобилизующая идеология, а потому, что колхозы не были заинтересованы в сохранении собранного урожая. По дороге в приемные пункты терялось, может до трети собранного урожая. Кто-то подсчитал, что Советский Союз закупал зерна ровно столько, сколько колхозы теряли по дороге. Так что как не смотреть, марксизм-ленинизм вообще не ощущается в повседневной жизни. Люди реагирует, прежде всего, на зарплату, на то, на что она направлена. Марксизм в данном случае выражается через экономическую политику. Китай и Советский Союз отошел не от марксизма, а от застывшей системы хозяйствования или, если говорить точно, тогдашняя система хозяйствования стала мешать развитию экономики. И именно марксизм позволяет объяснить, что произошло, какие причины негативных явлений, позволяет понять, что именно единая государственная собственность является причиной замедления темпов развития экономики. Господин Фукуяма, когда описывает марксизм-ленинизм, его конец как живой идеологии, описывает не марксизм-ленинизм, а что-то только ему известное. Марксизма как якобы экспансионистской идеологии уже нет, но США напали на Ирак, а теперь угрожает атомной войной Ирану. Или может быть Буш или Обама – скрытые коммунисты? Марксизм является только инструментом анализа действительности, анализа без примесей частного интереса, помноженного на частной собственности. Больше ничего здесь нет. Ясно, что победившей буржуазии марксизм не нужен, ибо он показывает всю никчемность ее существования и потому делается все, чтобы показать, что марксизм мертв. А нынешняя якобы борьба с терроризмом, война в Ираке и возможно в Иране – это что не конфликты? Советского Союза уже нет двадцать с лишним лет, а мир не стал стабильнее. Так что сказки от Фукуямы и являются только сказками, не более того.

Вопрос будущего состоит в том, насколько советская элита восприняла сознание послегитлеровской Европы. Либеральная советская интеллигенция, сплотившаяся вокруг Горбачева, пришла к взглядам характерным для конца истории в немалой степени благодаря контактам с европейской цивилизацией в послебрежневское время. «Новое политическое мышление», общее название их взглядов, описывает мир, в котором доминируют экономические интересы и где нет идеологической основы для серьезных конфликтов между странами и в котором использование военной силы становится менее легитимным. Э.А. Шеварднадзе, министр иностранных дел, в середине 1988 году определили это так: «Противоборство двух систем уже не может рассматриваться как ведущая тенденция современной эпохи… На современном этапе решающее значение приобретает способность ускоренными темпами на базе передовой науки, высокой техники и технологии наращивать материальные блага и справедливо распределять их (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.53).

Вот как. Нет серьезных конфликтов? А кто напал на Гренаду в 1983? Или на Вьетнам в 1964? Или кто теперь угрожает Ирану? Или нынешний хаос с ИГИЛ, которого финансировал запад? Так и слышен высокомерный тон буржуазного политика. По его мнению, так называемые либеральные идеи распространились только благодаря Горбачеву. Он не знает, что советские люди были гораздо лучше осведомлены о жизни на западе, чем западные о жизни в Советском Союзе. И эта осведомленность началась гораздо раньше, чем так называемая гласность. Фактически сразу же после смерти Сталина. Другое дело, так как отсутствовало партийное влияние, эти идеи были восприняты некритически. Насчет того, что новое мышление описывает мир, в котором доминирует экономические интересы. Но так было всегда. Марксизм описывает экономические процессы и все представлять, что все началось только с нового мышления, значит показывать свое невежество. Фукуяма как всегда исходит из предположения, что именно социалистические страны являются источниками конфликтов между государствами. Насчет заявления Шеварднадзе, что противоборство двух систем уже не может рассматриваться, как ведущая тенденция мирового развития, то это только показывает, что в советском руководстве уже тогда начал доминировать неклассовый подход, что и привело в дальнейшем к катастрофе.

По Фукуяме выходит, что именно советская угроза заставила авангард цивилизации в Европе и Северной Америке, т.е. развитые капиталистические государства, полнее реализовать его либеральные принципы. Государство, которое возникает в конце истории, является либеральным, поскольку признает и законодательно закрепляет всеобщее право человека на свободу, и демократическим, поскольку существует только с согласия тех, кем управляет. В послевоенной Западной Европе – именно в тех вялых, процветающих, самодовольных, погруженных в себя, слабовольных государствах, чьим самым великим достижением был такой подвиг, как создание «Общего рынка». Конец истории отождествлялся также с послевоенным «американским образом жизни», к которому якобы двигался и Советский Союз (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.41).

Это очередной миф, не более. Это либеральное общество допускает войны, социальное неравенство, выборы наизнанку, когда партии служат тому, у кого деньги и т.д. И оно существует только потому, что отражает интересы капитала. Общество формально признающее равенство всех перед законом, но основанное на частной собственности не может быть вечным. Оно лицемерно. Оно развивается благодаря капиталистическим противоречиям и именно потому является лицемерным. К тому же Фукуяма забывает упомянуть, кто заставил запад полнее реализовать эти так называемые либеральные принципы. Запад боялся социалистических революций у себя. Именно поэтому были проведены социальные реформы. Т.е. либеральные принципы сработали не сами по себе, а буржуазия действовала под страхом гибели. Не со стороны Советского Союза, а со стороны собственных рабочих.

Фукуяма говорит, что в критика советской системы, санкционированная Горбачевым, была настолько глубокой и сокрушительной, что простой возврат к сталинизму или брежневской эре вряд ли возможен. Горбачев, наконец, разрешил людям сказать то, что они молчаливо понимали уже много лет, т.е. то, что магические заклинания марксизма-ленинизма – это вздор, что советский социализм ни в чем не превосходит Запад, а, наоборот, стал на деле колоссальным провалом (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.49).

Конечно, перестройка окончилось полной катастрофой. Это так. Но надо знать и историю. После того как в полуразрушенной стране после первой мировой и гражданской была создана промышленность фактически с нуля, как добились победы во второй мировой войне и восстановили промышленность без посторонней помощи, и достигли стратегического паритета с США в начале 70-х – после всего этого говорить о провале – на это нужны способности. США сумели создать триллионный дефицит своего бюджета, имея самые благоприятные внешние условия, сумели довести свою страну до точки, когда не было никакого внешнего поражения – вот это точно является провалом. И не надо говорить за советских людей. Советская ностальгия на всей советской территории является фактом. Этого не было бы, если бы советское прошлое оставило бы о себе плохую память. В конце 80-х очень многие были против развала страны, несмотря на хаос, вызванный перестройкой. И не критика санкционированная Горбачевым решает все. Правильно, реформы в 80-е были возможны и необходимы. Но именно реформы, вызванные внутренними экономическими причинами, а не развал всего. Достигнуто было многое, несмотря на самые неблагоприятные внешние условия, которые США и не снились, появился опыт, и им надо было воспользоваться. Во всяком случае, провалом здесь и не пахнет. Лучше сказать, что буржуазия воспользовалась кризисом, чтобы все повернуть себе на пользу, а ничтожества из партийного руководства времен перестройки этому помогли. 

«Общие принципы лежащие в основе многих реформ – что народ должен действительно решать свои дела, что вышестоящие политические органы должны отчитываться перед нижестоящими, что сила закона должна быть выше полицейского произвола, что должно быть разделение властей и независимый суд, юридическая защита собственности, что необходимы открытое обсуждение общественных проблем и право на инакомыслие, реальное полновластие Советов как органов, в которых могут участвовать все советские люди – эти принципы берут начало в традиции, глубоко чуждой советскому марксизму – ленинизму» (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.49).

Невозможно придумать более глупого положения. В марксистской традиции очень высоко оценивалась великая французская буржуазная революция 1789 года, и господин Фукуяма мог это знать. А французская революция провозгласила равенство, братство всех людей. Следовательно, марксисты воспринимали эти идеи. Ленин также был за полное самоуправление трудящихся, достаточно прочитать его «Государство и революция». Но Ленин был только за демократию для трудящихся, чего буржуазия не может переварить. При Ленине в партии также была партийная демократия. Даже конституция 1936 года, так называемая сталинская, была одной из самых демократических. Так что с формальной точки зрения здесь все в порядке. Но никто в 1917 или 1936 году не мог знать, что единая государственная собственность начнет жить самостоятельной жизнью и это сразу отразится на общественной жизни. Следовательно, именно здесь надо искать ответ. Слова о том, что демократия и все сопутствующие ей явления чужды марксизму-ленинизму, есть очередной идеологический выверт, когда желаемое принимается за действительное.

«Горбачев и его союзники постоянно утверждают, что внутрипартийная демократия якобы составляла суть ленинизма и что различные либеральные процедуры – открытая дискуссия, тайное голосование и главенство закона – это все часть ленинского наследия, лишь позднее уничтоженная Сталиным. Это представляется сомнительным. Сущностью ленинского демократического централизма был централизм, а не демократия, т.е. абсолютно жесткая, монолитная, дисциплинированная диктатура иерархически организованного авангарда Коммунистической партии, говорящей от имени демоса. Вся злобная полемика Ленина с Карлом Каутским, Розой Люксембург и другими соперниками из меньшевиков и социал-демократов, не говоря уже о его презрении к «буржуазной демократии» и свободам, проистекала из его глубокого убеждения, что успешную революцию не может совершить организация, руководствующаяся демократическими принципами» (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.49).

Именно так и было, как говорил Горбачев. Главенство закона, внутрипартийная демократия и пр. – это и есть ленинское наследие. Позднее все это действительно было уничтожено Сталиным. Вначале надо посмотреть, что было в действительности и затем говорить об убеждениях Ленина. Достаточно прочитать партийные дискуссии времен Ленина, чтобы понять, что было ближе Ленину. Автор демонстрирует в этом вопросе полнее невежество. Злобная полемика. Из этих слов сразу становится понятным, что говорит буржуазный политолог. Мог бы привести хотя бы один пример этой злобной полемики. Ленин дискутировал с фактами на руках. Правда эта полемика была без сантиментов, жесткая, но она опиралась на факты и это главное. И, наконец, о буржуазной демократии. Именно буржуазная демократия довела до первой мировой войны, когда ее хватило только на то, что все партии в своих парламентах включая социалдемократов, проголосовали за военные кредиты своим буржуазным правительствам. Также буржуазная демократия очень прекрасно себя показала во время хаоса, возникшего после отстранения царя в 1917, когда она чуть ли не окончилась буржуазной диктатурой. Конечно, после всего этого как-то не находится хороших слов для ее защиты.

Принципы демократизации и децентрализации крайне разрушительны для самых фундаментальных положений марксизма и ленинизма. Если пакет нынешних предложений по экономической реформе будет осуществлен, трудно представить себе, как советской экономике удастся быть более социалистической, чем в тех западных странах, которые обладают развитым государственным сектором (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.49).

Очень просто. В капиталистических государствах государственный сектор действует как часть государственно-монополистического капитала. В случае банкротства рабочий теряет работу точно также как и в частной фирме. Глазами наемного рабочего работа на государственном предприятии ничем не отличается от работы в частном. При социализме нет частной собственности, и государство должно действовать в интересах рабочих. Рабочие защищены законами и массовыми профсоюзами, которые действуют во всех отраслях экономики. Также рабочие защищены самим фактом отсутствия частной собственности. Государственное предприятие в социалистическом обществе невозможно закрыть по чьему то личному желанию. Даже если предприятие устарело, оно реконструируется за счет государства, люди не теряют работы. И при чем здесь марксизм, который якобы несовместим с демократизацией? Марксизм есть теоретическое выражение интересов пролетариата и как таковой не может отвергать демократизм. В мысли, что демократизация несовместима с фундаментальными положениями марксизма, видна мысль, что автор не отличает марксизм от религии. Но марксизм не религия. Как уже говорилось, марксизм есть теоретическое выражение интересов пролетариата. Он делает четкое различие между демократизмом для трудящихся и демократией для буржуазии. Вот уж этого буржуазия не может простить. Если есть угроза ее интересам, то в ее понимании есть угроза всему обществу. Буржуазия как всегда не способна отличить собственные интересы от интересов страны. Типичный примитивный взгляд буржуа, для которого окончание его собственного существования означает окончание всего.

Фукуяма радостно сообщает – не подлежит сомнению, что классовая проблема практически решена на Западе. Эгалитаризм современной Америки представляет собой, в сущности, достижение бесклассового общества, которое виделось Марксу. По мнению автора это не означает, что в США не существует бедных и богатых. Однако коренные причины экономического неравенства связаны не с правовыми и социальными основами капиталистического общества, а с культурными и социальными характеристиками образующих его групп, которые в свою очередь являются историческим наследием прошлых времен. Так бедность чернокожих в США – это не прирожденное свойство либерализма, а наследие рабства и расизма (США экономика, политика, идеология, 5/1990, с.45).

А почему существовал расизм еще целое столетие после гражданской войны? Бесклассового общества в США не существует. Пока есть частная собственность будет классовое разделение. Социальное неравенство в США гораздо выше, чем в других развитых капиталистических странах. И не только различия в доходах между чернокожими и белыми. Различия в доходах между рядовыми американцами и высшими менеджерами, крупными акционерами достигает даже не десятки, а сотни раз. Говорить, что в нынешних США нет классового разделения это то же самое, что говорить, что в нынешней России существует коммунизм. Интересы вывоза капитала привели к тому, что, например, Питсбург, бывший центром металлургической промышленности США, стал в одно время нищим городом. Капитал ушел, появились безработные. Или автомобильная промышленность США. Ранее была монополистом у себя в стране. Сейчас – половина автомобилей на рынке США не американские. Военная авиация отстает от российской, которая создана еще на советской основе. И все потому, что собственникам выгодны договора, рассчитанные на десятилетия. Создание техники на новой основе требует немалых расходов, что невыгодно акционерам. В военной промышленности нет конкуренции, поэтому она начинает отставать. Все держится только потому, что международные расчеты осуществляются в долларах. Но если доллар и дальше будет падать – раньше или позже кто-нибудь поднимет вопрос о другой валюте. И тогда все. Выяснится, что основные отрасли или часть их находятся за пределами США. И США сразу станет отсталой страной. Уже сейчас половину всех учащихся в высших учебных заведениях США составляют не американцы. В случае политического и финансового кризиса люди перестанут приезжать в США учиться и работать. И высшие учебные заведения, которые одновременно являются научными центрами, повиснут в воздухе. Ибо американцы не способны поступать в свои собственные высшие школы. И по финансовым соображениям, и по причине низкой подготовки. Американские средние школы ниже всякой критики. Т.е. интересы вывоза капитала, интересы капитала разрушают страну. И после всего этого заявлять, что в США создано бесклассовое общество – верх наглости. Не надо забывать также о демонтаже социальной системы, которая происходит в Западной Европе. Существование бедных и богатых напрямую связана с существованием крупной частной собственности и либеральные принципы сами по себе здесь ничего не значат. Напротив, они являются лучшим выражением крупного капитала, его стремления конкурировать внутри самого себя.

В развитии буржуазной мысли от теории тоталитаризма до теории Фукуямы ясно видно как конкретизировалась объяснение буржуазией, что такое советское общество. Теория тоталитаризма говорит о коммунистической партии, которая подмяла под себя государство, законы, конституцию и руководствуется идеологией, т.е. марксизмом. Теория номенклатуры делает вывод, что появился привилегированный слой, в который не входят рядовые коммунисты и чьи интересы и есть господствующая идеология. Фукуяма в свою очередь делает вывод, что раз марксизм является наступательным по отношению к буржуазии, то значит, политика социалистической страны является экспансионистской, захватнической и поэтому требуется вооружаться. В теории Фукуямы видна влияние нового мышления, сформулированного в книге Горбачева «Перестройка и новое мышление». Там есть два положения, точнее их опровержения, которые должно быть понравились Фукуяме. Вот они. «В случае, если империалистические агрессоры все же осмелятся развязать новую мировую войну, народы не будут больше терпеть строй, ввергающий их в опустошительные войны. Они сметут и похоронят империализм». По мнению Горбачева это положение, допускавшее теоретически возможность новой мировой войны, было снято как не соответствующее реальностям ядерной эпохи (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.151). Опять же, по мнению Горбачева в духе нового мышления были внесены изменения в новую редакцию Программы КПСС, принятую XXVII съездом партии в 1986 году. В частности, мы сочли далее невозможным оставить в ней определение мирного сосуществования государств с различным общественным строем как «специфической формы классовой борьбы» (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.150).

Фукуяма явно в этом усмотрел официальное признание экспансионизма со стороны Советского Союза и отказ от него. В действительности эти измышления Горбачева только отражали интересы формирующейся буржуазии и служили только ей. Теория Фукуямы, основываясь на идеологических предпосылках, заявляет, что идеи либерализма победили марксизм-ленинизм. Ни слова о том, почему появляется те или иные идеи. Эта теория не говорит о том, что люди всегда действуют не ради каких-то идей, существующих вне их, а ради материального интереса, ради зарплаты, которая всегда направлена на что то. Теория Фукуямы констатируя кризис социализма, констатируя факт, что кончился первый этап развития социализма, делает односторонний вывод, что начался конец истории, т.е. ничего существенного уже не будет. Подразумевается, что капитализм вечен. Нет лучшего доказательства, что эта теория отражает интересы только буржуазии. Вообще все эти буржуазные теории по-своему отражали тот факт, что коммунистическая партия в социалистическом обществе обладает всей полнотой власти, что по экономическим причинам в тогдашнем Советском Союзе появился привилегированный слой и опять же по экономическим причинам, развитие Советского Союза стало замедляться, затем вовсе остановилось. Но отражает в перевернутом виде.

Если суммировать, можно обобщить так. Существует тоталитаризм, т.е. все определяет господствующая идеология, и любое отступление от нее будь то в экономике или в той же идеологии является прегрешением политическим и дальше следуют лишь репрессии. Обществом правит номенклатура, т.е. бюрократия и ее интересы являются господствующей идеологией. И перемены возможны лишь тогда, когда правящим слоем завладеет либеральные идеи. Конечно, при таком понимании социализма, когда в стороне остается вопрос о господствующей формы собственности или априори считают, что общественная собственность существовать не может очень легко прийти к выводу, что социализм устарел или нежизнеспособен. Все эти теории и настроения являются лишь зеркальным перевернутым отражением того факта, что общественная собственность превратилась просто в государственную собственность, которая начала жить своей жизнью. Буржуазные теории не могут признать, что возможна реформа социализма, не могут признать, что существует экономические закономерности социализма, которыми можно воспользоваться, чтобы возродить социализм. Признать это, значит расписаться в своем бессилии и в своей смерти. Для буржуазных теорий остается лишь придираться к коммунистам доказывая, что коммунизм и фашизм суть одно и тоже лишь бы спрятать классовые интересы их непримиримость. Но коммунисты не несут ответственности за то, что буржуазия взяла внешние проявления партийной деятельности и приспособила их к своей практике и к своим теориям как в случае с нацизмом или с теорией тоталитаризма. Классовые интересы остаются всегда. Если хоть на минуту поверить в общедемократические банальности в общедемократическое единство, то это всегда для социализма для коммунистического движения заканчивается катастрофой. 

Новое мышление 

Дополнительно можно рассмотреть так называемое новое мышление, которое проповедал Горбачев и которая вначале имела много сторонников. И хотя эта теория теперь полузабыта, ее необходимо рассмотреть, чтобы знать какими бывает заблуждения даже у коммунистов, и к каким последствиям эти заблуждения могут привести. 

Новое мышление базируется на так называемых общечеловеческих ценностях и на необходимости сократить военные расходы. Якобы они являются главной причиной, почему замедляется развитие экономики. Горбачев говорил. Исходный принцип нового политического мышления прост: ядерная война не может быть средством достижения политических, экономических, идеологических, каких бы то ни было целей. Этот вывод носит поистине революционный характер, ибо означает коренной разрыв с традиционными представлениями о войне и мире. Ведь именно политическая функция войны всегда служила ее оправданием, ее «рациональным» смыслом. Ядерная же война – бессмысленна, иррациональна (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.143). Бывшая для своего времени классической формула Клаузевица, что война есть продолжение политики, только другими средствами, – безнадежно устарела. Ей место в библиотеках. Впервые в истории жизненной потребностью стало положить в основу международной политики общечеловеческие морально – этические нормы, очеловечить, гуманизировать межгосударственные отношения (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.144).

И именно крах перестройки доказывает обратное. Угроза атомной войны заставляла Советский Союз огромные средства выделять на содержание армии, тем самым, замедляя развитие всей остальной экономики. В этом плане американская политика оказалось очень эффективной. Угроза атомной войны была одной из причин вызвавших перестройку. Конечно, главная причина в том, что не могли найти главную причину, почему замедляется развитие экономики, и поэтому решили, что во всем виноваты военные расходы. Все это так. Но все равно получается, что угроза случайной атомной войны была одной из причин перестройки и нового мышления. Американцы на данный момент времени выиграли. Т.е. сама история перестройки опровергает мысль Горбачева, что угроза атомной войны перестала быть средством политики. Что касается потребности положить в основу международной политики общечеловеческие морально – этические нормы, то это пожелание ничем не отличается от плоских пожеланий христианства, которые нигде и никогда не претворялись в жизнь. Поэтому перестройка окончилась катастрофой. 

Ядром нового мышления является признание приоритета общечеловеческих ценностей и еще точнее – выживания человечества (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.149).

Устранить угрозу атомной войны нельзя исходя только из угрозы самой ядерной войны, ибо все опирается в экономические, классовые интересы. С точки зрения буржуазии атомное оружие служит как бы дополнительной гарантией ее господства. Конечно, эта иллюзия, ибо, чем выше уровень атомного равновесия, тем более хрупко это равновесие. Не надо также забывать и о банальной прибыли. Гонка вооружений, особенно гонка ядерно-космических вооружений, если бы она состоялось, означает колоссальную прибыль. Нельзя разрешение социальных проблем привязывать к решению проблемы ядерного оружия, есть оно или нет. Чтобы в этом плане, что-нибудь изменилось, нужно изменить классовое соотношение сил. Доказательством служим мы сами. Новое мышление победило, Советского Союза не осталось. Но НАТО никуда не исчезло, перевооружение стран НАТО продолжается и чем все кончится неясно. Нужна маленькая победоносная демократическая революция в самих США. Опыт нового мышления показал, что только слащавыми словами нельзя ничего поделать.      

Новое мышление исходит как будто из разумных предпосылок. Как говорил Горбачев, с появлением оружия массового истребления, появился объективный предел для классовой конфронтации на международной арене (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.150). На XXVII съезде КПСС мы четко «развели» тему революции и тему войны, исключив в новой редакции Программы нашей партии следующие две фразы: «В случае если империалистические агрессоры все же осмелятся развязать новую мировую войну, народы не будут больше терпеть строй, ввергающий их в опустошительные войны. Они сметут и похоронят империализм». Это положение, допускавшее теоретически возможность новой мировой войны, было снято как не соответствующее реальностям ядерной эпохи (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.151). В духе нового мышления были внесены изменения в новую редакцию Программы КПСС, принятую XXVII съездом партии. В частности, мы сочли далее невозможным оставить в ней определение мирного сосуществования государств с различным общественным строем как «специфической формы классовой борьбы» (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.150). 

Нашел, чем гордится. Атомное оружие положило предел не классовой конфронтации, а военному противостоянию, ибо оно стало слишком опасным. Революция может произойти и без войны (КПСС в резолюциях и решениях, М., 1960, часть 4, с.130), т.е. мирным путем и с помощью войны и ее возможность не зависит от существования атомного оружия. Атомное оружие само по себе не аннулирует социальные процессы. Социальные катаклизмы могут произойти и в ядерную эпоху, и глупо и преступно пытаться их ограничить исходя из угрозы атомной войны. Такой подход только консервирует социальные проблемы и рано или поздно они прорвутся наружу несмотря ни на какое новое мышление. К тому же именно социальные причины служит причиной атомной угрозы, причиной гонки вооружений. Чтобы не позволить господствующим классам использовать атомное оружие, нужен глубокий социальный раскол на западе и одновременно соответствующие международные условия. Т.е. нужен классовый раскол запада. Иначе говоря, если это осуществить, это и будет доказательством, что мирное сосуществование является специфической формой классовой борьбы.

Имущие классы должны знать, что если они попытаются использовать атомное оружие, они будут уничтожены и особенно инициаторы. Это должно произойти даже в том случае если атомное оружие уже будет применено. Определение, что мирное существование является специфической формой классовой борьбы, является совершенно правильным. И мирное сосуществование предполагает вмешательство в дела капиталистических стран. Доказательство от обратного. Гражданская война в России, вмешательство в ее ход со стороны западных держав, создание нацистской Германии, попустительство ей в начале войны со стороны тех же западных держав, послевоенная холодная война – все это звенья одной цепи. Значит и социалистическое государство имеет право вмешиваться в дела капиталистических стран. Горбачев и его последователи просто ничего не поняли. И именно за это непонимание запад дал ему Нобелевскую премию мира. То, что мирное существование является специфической формой классовой борьбы, доказывается также тем фактом, кто выиграл от перестройки, а кто проиграл. И этим все сказано. От всего этого выиграли только США. И если капитализм вновь спровоцирует новую мировую войну, то действительно, зачем нужен строй, который постоянно порождает катастрофы. Горбачев, думая, что исключением тех или иных тезисов из старой редакции программы он меняет действительность, ведет себя как шаман, делающий заклинания, чтоб не было того или другого. 

Говоря о знаменитом договоре об уничтожении ракет средней дальности от 1987 года Горбачев сказал. Советский Союз предложил полностью ликвидировать советские и американские ракеты этого класса в Европе. При этом СССР шел на большие уступки. Были оставлены в стороне направленные против СССР английские и французские ядерные силы (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.252). Дополнительно в том же 1987 году СССР объявил о том, что готов пойти на уничтожение оперативно – тактических ракет вместе с ракетами средней дальности (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.262).  

Последнее предложение было лишним, было игрой – какие мы хорошие. Сперва речь шла только о ракетах средней дальности. Хотя, в общем, мысль ясна – советская сторона проявила добрую волю лишь бы процесс разоружения сдвинуть с мертвой точки, даже идя на какие-то уступки. Но на этом надо было и остановится. Советский Союз продемонстрировал добрую волю и точка. Теперь очередь за западом. А если он не пойдет на уступки, что конечно бы и произошло, обратиться напрямую к общественности запада, к их антивоенному движению доказывая им, что их собственная буржуазия, думая только о своих интересах, не идет на уступки в то время когда Советский Союз уже показал свою добрую волю и поэтому единственный выход в этой ситуации – свергнуть ее. В этой ситуации, какие то страны запада неизбежно поддались бы советскому давлению, мнимое единство западных стран начало распадаться, и это было бы началом победы. Т.е. сама история переговоров по разоружению доказывает, что без раскола на западе ничего нельзя добиться, что угроза атомной войны сама по себе не действует как фактор, который может остановить гонку вооружений. 

Теперь о том, что Горбачев говорил об идеологических разногласиях. По мысли Горбачева нужно подняться выше идеологических разногласий (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.233). Нельзя переносить идеологические разногласия в сферу межгосударственных отношений, подчинить им внешнюю политику, ибо идеологии могут быть полярными, а интерес выживания, предотвращения войны является всеобщим и высшим (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление, М., 1987, с.146).  

Вообще понял Горбачев, что сказал? Горбачеву не доходит, что хотя интерес выживания один, но экономические интересы разные и этим все сказано. Интерес выживания сам по себе ничего не значит, если он не «привязан» к конкретным экономическим интересам. Вся эта мысль Горбачева – пустое ничего не значащее пожелание. Явно видно, что подписание договора об уничтожении ракет средней дальности Горбачев рассматривал исходя именно из этого тезиса о преодолении идеологических разногласий. Правильно, гонка вооружений угрожала всем. Но не идеологические разногласия вызвали эту гонку. Они сами были лишь отражением противоположных политических и экономических интересов. Именно противоположность этих интересов и вызвала гонку вооружений. Ложный посыл вызвал и неправильные шаги во внешней политике. Горбачев предложил уничтожить и оперативно – тактические ракеты, о которых речь вначале вообще не шла, явно исходя из предпосылки, что, уступая, Советский Союз преодолевает идеологические разногласия, и запад будет вести себя точно также. Конечно, из этого ничего не получилось. Все кончилось фактическим бегством из Восточной Европы и крахом Советского Союза в то время, когда НАТО со всеми системами вооружений осталось. 

Исходя из плоских пожеланий нового мышления о недопустимости классовой конфронтации делался вывод о том, что народ может выбрать и капитализм, и социализм. Это его суверенное право. Народы не могут и не должны подстраиваться ни под США, ни под СССР (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.146). Нужно освобождать политические позиции от идеологической нетерпимости (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.146).

Можно рассмотреть первую часть вышеприведенной цитаты мысль о том, что народы могут выбрать и социализм и капитализм. Например, события в Азербайджане в 1989-1991 годах. Свобода социально-политического выбора на практике означало, что Народному фронту Азербайджана позволили взять власть. Позволили без сопротивления. Когда люди Народного фронта Азербайджана приходили в дома и под угрозой насилия заставляли мужчин идти с ними, милиция и местный КГБ бездействовали. Никакой свободой выбора народа там и не пахло. Настоящая, с классовой точки зрения, решение проблемы Нагорного Карабаха означало бы ущемление интересов коррумпированной партийно-советской верхушки, т.е. ее уничтожение. Но это как раз то ущемление, которое можно только приветствовать. Похожие процессы происходили и в Прибалтике. Там тоже не было никакой свободы выбора. Была игра в одни ворота. Когда мелкобуржуазные националистические движения вели свою пропаганду, со стороны местных компартий не было никакого противодействия. И всюду под шумок социально-политического выбора и решения проблем политическими средствами были связаны руки местным коммунистам.

И вообще сама постановка вопроса, слова о том, что народы не могут подстраиваться ни под США, ни под СССР, странная, ибо ставит нас на одну доску с США. Может война в Корее или во Вьетнаме была собственным выбором корейцев или вьетнамцев? Или кто осуществил фашистский переворот в Гватемале в 1954 или в Чили в 1973 году? Примеров множество. Или, быть может, Советский Союз догонял США в системах вооружений, исходя из идеологической нетерпимости? Или все-таки США первыми начали холодную войну? Это писал Генеральный секретарь или кто? Фраза об идеологической нетерпимости означает, что сторонники социализма не могут защищаться, когда на них нападает буржуазия. Но буржуазия всегда будет нападать, когда у нее развязаны руки. Середины здесь нет и быть не может. Кстати, к этому относится и слова, что пришла пора покончить со взглядами на внешнюю политику с имперских позиций (М.С.Горбачев. Перестройка и новое мышление. М., 1987, с.140).    

Советский Союз защищал не имперские позиции, а свой класс. Горбачев явно стоит на позиции, согласно которой события, например, в Венгрии в 1956 году и в бывшей Чехословакии в 1968 были следствием имперской позиции Советского Союза. Ни тени мысли, что Советский Союз защищал простой народ от убийц, защищал тех, кто получил землю из рук народной власти, защищал рабочих, чтоб не вернулся прежний хозяин, который заставлял работать по 18 часов в сутки и т.д. В сотрудничестве с польской армией в 1981 году защитил народ Польши от массовой резни. В Венгрии в 1956 году убивали людей среди бела дня только за то, что они были членами партии, содействовали реформам народной власти, боролись с фашистским режимом Хорти и т.д. Т.е. это была самая настоящая контрреволюция, охота на ведьм. Где тут политика с имперских позиций, когда через открытую границу с Австрией начали возвращаться прежние дворяне и фашисты? К тому же Венгрия была членом только что созданного Варшавского пакта и ее выход из этого пакта менял всю стратегическую ситуацию в Европе не в пользу социализма.

Еще несколько слов. Говорят, народы могут выбрать социализм и капитализм. Но при этом следует не забывать, что нация не едина. Она состоит из тех, кому принадлежат средства производства, и наемных, а также всяких промежуточных слоев. В случае кризиса нация раскалывается. Это может произойти в форме гражданской войны, может путем выборов. Все зависит от обстоятельств. Но в любом случае, какая-то часть нации будет недовольна выбором остальных. Так что, ни о каком единстве речи не идет. И поэтому любые разговоры о том, что нация выбрала такой-то или такой-то путь развития, бессмысленны. Все зависит только от соотношения классовых сил. Те, которые голосовали в Прибалтике и странах Восточной Европы за народные фронты, голосовали не за капитализм, а, по их мнению, за независимость или за меньшую зависимость от Советского Союза. Или за демократию. Если бы эти люди знали, что в результате так называемых реформ их ждет катастрофическое снижение уровня жизни, появление безработицы, мафии, деградация общества, отсутствие перспектив на будущее и т.д., то никто бы не голосовал за эти движения. Так что никакого выбора социально-политического строя не существует. Ленинская политика самоопределения наций исходила из конкретной обстановки. В царской России нации были угнетаемы. В Советском Союзе их никто не угнетал. И поэтому автоматическое повторение политики самоопределения наций означало распад государства, т.е. контрреволюцию. Получалось, что социалистическое государство не имеет права защищаться. Паранойя какая-то. Сепаратистские, националистические настроения провоцировала не Москва, а местные полукриминальные слои, носители официальных и полуофициальных привилегий. Все эти привилегии надо было ликвидировать, если понадобится, то вместе с их носителями, и не допустить господства мелкобуржуазных по сути антисоветских настроений. Так должна была выглядеть классовая политика, а не пародия на нее. Вопрос здесь только один – кому выгодно?  

Формальный подход, когда не смотрят на конкретные обстоятельства конкретного времени, сразу отразилось внутри страны. Сами по себе советские предложения по разоружению, сделанные Горбачевым были очень неплохими. Даже можно считать их в некотором смысле примером разумной гибкости, например, договор о ракетах средней дальности. И вот тут вдруг, когда начался реальный процесс разоружения, как по мановению волшебной палочки появляются всякие национальные движения и фронты, которые начинают говорить об оккупации и демократизации, совершено умалчивая о том, что существует социалистическая и капиталистическая государственность. Если новое мышление, то эти национальные движения нельзя трогать, ибо все якобы происходит по закону без насилия. Забывая конечно, что права человека, жизнь по закону и пр. хорошие вещи являются частью идеологической надстройки и с разных классовых точек зрения понимаются по-разному. С точки зрения нового мышления те коммунисты, которые говорят, что эти националистические движения являются, по сути, мелкобуржуазными движениями, они только разрушают страну, оказываются как бы догматиками или консерваторами. Это в лучшем случае. В худшем те коммунисты, которые занимают решительную, ясную классовую позицию с этой точки зрения являются якобы сталинистами с которыми надо бороться. Эти якобы народные движения можно рассматривать только как национальные. А если национальные, их нельзя трогать. Их ликвидация (в политическом смысле) с точки зрения нового мышления означало бы возвращение к сталинизму, что недопустимо. Т.е. сталинизм отожествляется с классовым подходом, социалистическому государству не позволяется защищаться. Таким образом, новое мышление формальный подход сыграло на руку тем, кто хотел остановить процесс разоружения и одновременно разрушить Советский Союз. Так сказать, пример преодоления идеологических разногласий. Словом доигрались. 

Чтобы понять до конца, что тогда случилось, почему предложения о разоружении новое мышление вызвали такие катастрофические последствия внутри страны необходимо понять точку зрения буржуазии. Капиталистический запад боялся и истерически кричал, какие мы страшные и поэтому как бы просил демократизации у нас. И суть здесь не в мнимой агрессии Советского Союза. С точки зрения буржуазии ущемление прав буржуазии и тем более ее полная ликвидация (даже если только с политической стороны) означает агрессию. Если буржуазия имеет дело с социалистической страной, то с ее точки зрения социалистическое государство является агрессивным. Даже если это социалистическое государство имеет оборонительную доктрину и постоянно выступает с разоруженческими инициативами. Для буржуазии все это неважно. Достаточно того, что само существование этого социалистического государства является примером для трудящихся капиталистических стран. Для буржуазии это главное. Но демократические дураки в бывшем Советском Союзе переняли точку зрения буржуазии, и получилось новое мышление. Одностороннюю эгоистическую точку зрения буржуазии они приняли за так называемые общечеловеческие ценности. Именно поэтому разоруженческие инициативы, которые сами по себе и правильные и нужные и вызвали такие последствия. По логике демократов получилось, что Советский Союз агрессивная страна и инициативы о разоружении надо дополнить согласием у себя дома. К этому добавилось то обстоятельство, что не могли понять, почему замедляется развитие экономики и поэтому решили, что виной всему военные расходы.

Можно привести еще примеры, как идеологические фантомы влияют на реальную политику. Разоружение можно рассматривать как компромисс разных экономических, классовых интересов. Но именно компромисс, а не односторонние уступки. Взять, например, предложения о разоружении. Вред не в самой идее разоружения, не в предложении о сокращении наступательного оружия, не в предложении 1986 года о запрещении ядерных испытаний, не в договоре об ограничении обычных вооружений в Европе от 1990 года и других подобных предложениях. Особенно это касается договора от 1990 года об ограничении обычных вооружений. Вред не в самой идее. В обычных условиях это был бы очень хороший договор. Вред его в том, что он был подписан в условиях, когда начал распадаться Варшавский Договор. Т.е. заранее было ясно, что он не будет выполнен. В момент подписания уже должно было быть ясно, что ещё немножко и Варшавского Договора не останется и все системы вооружений, накопленные в Восточной Европе, окажутся повернутыми против Советского Союза. Что позднее и произошло. Т.е. чисто формальными средствами заставили разоружиться Советский Союз. А ведь это было ещё до распада Советского Союза. Распад СССР только усугубил положение. Плюс поспешный вывод войск из Восточной Германии и так называемое согласие у себя дома. Т.е. отсутствие классового подхода не позволило правильно оценить ситуацию.

Новое мышление это, по сути, внешнеполитическая катастрофа. Существование СССР сдерживало США. Сейчас это ясно видно. То, что свыше пятидесяти лет не было никаких крупных военных конфликтов за исключением локальных, есть следствие силы СССР. В случае успеха перестройки, т.е. в случае успешной экономической реформы при сохранении военного паритета у Советского Союза могли бы появиться значительные контакты в западном обществе, которые могли изменить это общество. Например, при помощи западного общественного мнения добиться, чтобы распалось НАТО. Но перестройка провалилась. Благодаря архитекторам перестройки СССР нет, но НАТО осталось. Отсюда можно сделать некоторые выводы. Нужен был комплекс мероприятий, одинаково важных и для внешней политики, и для безопасности страны. Чтобы нам удержаться надо было:

1) любыми средствами удержать стратегический паритет новыми видами вооружений, которые сделаны с меньшей стоимостью, т.е. с меньшими издержками, но столь же качественно;  

2) поддерживать контакты с теми группировками правящих элит запада, которые боятся случайного начала войны, т.е. нужен был раскол запада;

3) лозунг одностороннего разоружения, особенно, одностороннего ядерного разоружения западных стран должен был стать целью и основой действий западных компартий. Надо было доказать западному общественному мнению, что гонка вооружений выгодна лишь их собственной буржуазии и с ней надо кончать. Ошибка советской внешней политики в том, что она не выдвинула этого лозунга. Также ошибка была в том, что на официальном уровне не поддерживались контакты с антивоенным движением запада, т.е. не вмешивались в дела капиталистических стран;  

4) успешно проведенная экономическая реформа. Если бы Советский Союз успешно встал бы на ноги, правящие элиты запада, убедившись в бесперспективности экономического и политического давления на СССР, скорее согласились бы с реальным разоружением, чем с перспективой всем вместе умереть;

5) четкий классовый подход внутри страны, что означало бы репрессии против взяточников и преступников (особенно из числа партийных работников) и одновременно экономическую реформу, направленную на повышение доходов трудящихся, а не на их понижение.  

Новое мышление, политика тогдашнего советского руководства всего этого не учитывала. США приписывались несвойственное ей стремление видеть Советский Союз равноправной стороной. Больше полагались на слова, личные встречи и пустые обещания (например, не расширять НАТО) чем на ясные и четкие экономические реформы. Так называемые архитекторы перестройки забыли простую истину, что международные договора ничего не значит, если они входят в противоречие с интересами прибыли. Новое мышление – это классовый мир на международной арене и это нашло свое отражение внутри страны. Новое мышление, так называемые общечеловеческие ценности спровоцировало настроения сепаратизма, национализма и абстрактной демократии, что нашло свое крайнее выражение в расколе ЛКП в 1989 году, событиях в Азербайджане в 1990-91 годах победе Ельцина на выборах президента в РСФСР в 1990 году и, в конце концов, в роспуске Советского Союза. И не спасает положения, что новое мышление интерес выживания ставило на первое место. Оно игнорировало классовые интересы это главное. И тем самым и саму проблему ядерной войны делало неразрешимой. Вся эта история с общечеловеческими ценностями и экономической реформой показывает, насколько Горбачев и его окружение были оторваны от партии и реальной жизни. Новое мышление такая же правая теория как теория номенклатуры теория тоталитаризма, отражающие лишь интересы буржуазии.